Уйти из искусства ради искусства
Как группа OHO сошла с художественной сцены в зените славы
Словенская группа OHO (Skupina OHO, группа «ОХО») вошла во всеобщую историю искусства, вовремя уйдя из него. Она прожила всего пять лет (1966–1971) — и все эти пять лет жила, как дышала: легко, беззаботно, свободно, честно. Кадры кинохроники с их веселыми, абсурдистско-анархистскими акциями не могут не вызвать счастливой улыбки — это счастье от соприкосновения с чистым художественным веществом, не запятнанным никакими компромиссами и сомнительными альянсами.
Летом 1970 года в Музее современного искусства в Нью-Йорке прошла выставка «Информация». MoMA на тот момент был главным музеем современного искусства в мире — музеем вне конкуренции. А «Информацию» позднее назовут эпохальной выставкой, определившей, что такое концептуальное искусство. Художников собрали со всего света, от Бразилии до Японии, потому что дух «искусства как идеи как идеи» дышал где хотел и не знал границ. Из Центральной и Восточной Европы на «Информации» был всего один участник — группа OHO из Югославии, точнее — из Словении.
Словенцы играли с зеркалами в пейзаже, как американец Роберт Смитсон, прокладывали дорожки в пшеничном поле, как англичанин Ричард Лонг, переливали речную воду из пустого в порожнее, скрупулезно документируя процесс, как немец Клаус Ринке. Но действовали по наитию, синхронно с вышеназванными и никому не подражали, поскольку даже не подозревали о существовании этих художников и с творчеством их познакомились, только приехав в Нью-Йорк. До Нью-Йорка доехали не все члены группы — часть осталась в Любляне, и они принялись устраивать телепатические сеансы, передавая друг другу мысли на очень большом расстоянии: изысканные диаграммы этих обменов информацией были выставлены на «Информации» в MoMA как «Межконтинентальный групповой проект Америка—Европа». Группа OHO подружилась с лэнд-артистом Уолтером Де Марией, который взялся вводить парней из страны социализма в курс капиталистических дел в искусстве. Они вошли и решили, что не хотят иметь никаких дел с арт-рынком, дилерами, галереями, фондами и прочим бизнесом.
Вернувшись из Нью-Йорка героем местной художественной сцены, группа OHO получила предложение сделать большую выставку в Городской художественной галерее Любляны. Выставку освещало центральное телевидение, записи сохранились: художники, длинноволосые хиппари в джинсах, демонстративно сидят на полу — телеведущий, молодой человек их лет, аккуратно подстриженный и в костюме, вынужден присесть на корточки, и ему страшно неудобно. «Так что же вы хотите сказать своим искусством, товарищи? — Искусство — это коммуникация» — они бесконечно ходят по кругу «банальный вопрос — банальный ответ» и не могут сказать, чего хотят сказать. Наконец телеведущего осеняет: «То есть ваша цель, товарищи, просто заниматься искусством? Ваша цель — сам процесс?» Они соглашаются.
На парадной люблянской выставке группа OHO решила уйти из искусства и просто заниматься жизнью. Не монтировать экспозиций, не давать интервью, не быть «лицом молодого искусства Югославии», не покорять Нью-Йорки и Парижи. Жить — так же естественно, как они прожили предыдущие пять лет в искусстве. Уолтер Де Мария поехал в Словению — уговаривать их не дурить, потому что у них есть все шансы затмить банду Джозефа Кошута. Они не хотели никого затмевать. Нет, они не перессорились, не делили лавры. Они даже не расстались — весной 1971-го они уехали из Любляны в одну славную деревеньку на границе с Италией, но это была уже другая история — хипповской нью-эйджистской коммуны в Шемпасе. А группа OHO ушла из искусства в самом расцвете сил и зените славы.
Выставка «Информация» вообще-то была про искусство политическое, но группу OHO выбрали не ради политики и уж тем более не ради геополитики, чтобы показать кукиш соцлагерю и Движению неприсоединения,— просто «оховцы» были на одной волне со всем остальным миром. Более или менее политической работой OHO считается акция «Триглав», состоявшаяся 30 декабря 1968 года в парке «Звезда» в центре Любляны. Миленко Матанович, Давид Нез и Драго Деллабернардина залезли на стремянку, нацепили огромный брезентовый балахон с тремя дырами, просунули в дыры головы и получили «Триглав», как гласила надпись на картонке, установленной перед этой живой скульптурой. Живая скульптура, являвшаяся шутливой буквализацией национального символа Словении и Югославии, горы Триглав, героически простояла на морозе несколько часов и была обезврежена бдительной милицией — милиция составила протокол и пригрозила судом; до суда дело так и не дошло.
Матанович с подельниками говорил, что это была всего лишь шутка, новогодний подарок жителями Любляны. Судя по фото- и кинодокументации, жители Любляны подарок оценили — все прохожие откровенно ржут. Впоследствии акцию повторит множество других словенских художников, ведь «Триглав» для искусства Словении — примерно как «Черный квадрат» для искусства России, и ремейки, сделанные после войны, когда вся югославская нацсимволика станет токсичным активом, превратятся в политические жесты. Но в 1968-м никому не пришло в голову раздувать из шутки группы OHO политическое дело об оскорблении национальных святынь. В 1960-е культурная политика Тито — не в пример репрессивной стратегии стран Варшавского договора — отличалась большей либеральностью и мудростью: границы открыты; знамя модернизма поднято выше некуда; по всей стране как грибы растут музеи современного искусства и студенческие культурные центры; заведено с полсотни всяческих биеннале и фестивалей; все для студентов — чтобы ушли с головой в творчество, а не лезли на баррикады.
Разумеется, Югославия 1960‑х не была раем на земле для художников — был госзаказ и официоз, была цензура, преследовали националистов и инакомыслящих, случались перегибы, особенно — на местах. Протестуя против перегибов, один из основателей и негласный лидер группы OHO Марко Погачник и занялся акционизмом. Летом 1966 года власти города Крань, где родился Погачник, потребовали снять его скульптуру с выставки местных художников в Гореньском музее. Оскорбленный Погачник, заканчивавший учебу на скульптурном отделении Люблянской академии художеств, приходил на выставку к открытию и простаивал в позе античного атлета до закрытия; на шее у него, как у партизана перед расстрелом, висела табличка, где говорилось, что ему запретили выставлять свои работы и он решил выставиться вместо них собственной персоной. Пресса писала об акции одобрительно — как об интересном эксперименте в области боди‑арта. Власти озверели, надавили на музейное руководство — живую скульптуру Погачника попросили на выход.
Имя группе дала книга‑объект «OHO» (1966) художника Марко Погачника и поэта Изтока Гайстера: ее название представляло собой контаминацию двух словенских слов, «око» и «ухо»,— отделить рисунок от стиха, а стих с рисунком от скульптурной формы книги в их совместном произведении и правда невозможно. Контаминация и звучала, и выглядела красиво: как возглас удивления и как стильный логотип — скульптор Погачник оказался выдающимся шрифтовиком и графическим дизайнером. Тотальной контаминацией была и сама группа, состоявшая из художников, поэтов, кинематографистов, философов — все были настроены нарушать границы дисциплин и смешивать медиа: если поэзия — то визуальная, если графика — то как иероглифы, если фильм — то целиком из титров, если энвайронмент или хеппенинг — то по заранее заданному числовому алгоритму. Но главное — контаминация лежала в основе их художественной программы: смешивать искусство с жизнью, потому что если искусство — на правах ошибки, помехи, нежданного подарка — не впустить в жизнь, то жизнь задохнется в мире потребления.
Вначале они думали победить мир вещей с помощью вещей, освобожденных от старых смыслов и функций, затем пришли к мысли, что перформансы или инсталляции в публичном пространстве — более действенный способ создавать сбои в консюмеристской матрице. Под конец, поняв, что современная цивилизация непобедима, группа OHO ушла из города на природу — в поля, луга и речные долины, чтобы сливаться со Вселенной в художественной гармонии. Своего рода манифестом оказалась «Космология» Давида Неза, показанная в Галерее современного искусства Любляны в 1969 году: художник распластался на полу, словно «L’Uomo vitruviano» Леонардо, в лунном круге из неоновых ламп, снятых с потолка, над ним тусклым солнцем раскачивалась электрическая лампочка, на животе его лежал камень, поднимавшийся и опускавшийся при дыхании. Человек наедине с мирозданием — вечный вопрос искусства, равно далекий и от проблем социалистического строительства, и от критики капитализма.
Последней большой совместной работой группы OHO стала короткометражка Нашко Крижнара «Белые люди» (1970). В фильме «белые люди» — в белых балахонах до пят или же голышом, извалявшись в пуху или муке,— то ли просто валяют дурака, то ли отправляют какие‑то таинственные ритуалы — в белостенной галерее, в пене прибоя, на заснеженном поле. В акциях принимают участие белые мыши, белый гусь и относительно белая овца, предательски полинявшая. Видно, что всем им хорошо друг с другом, с искусством и с природой. Удивительная картина — о белом, чистом и хрупком. Юном. Не захватанном грязными лапами.
Хочешь стать одним из более 100 000 пользователей, кто регулярно использует kiozk для получения новых знаний?
Не упусти главного с нашим telegram-каналом: https://kiozk.ru/s/voyrl