Театр одной кинокопии
Ксения Рождественская о кинематографе Натаниэля Дорски
11 августа в Москве стартует Международный фестиваль экспериментального кино MIEFF, одним из главных событий которого станет программа фильмов классика американского киноавангарда Натаниэля Дорски. И это по-настоящему уникальное событие — фильмы Дорски не подлежат оцифровке, и посмотреть их можно только на пленке.
Для американского киноавангардиста Натаниэля Дорски киноэкран не сцена, где разыгрывается некая история, а живое существо, полное света и любопытства. Его фильмы — с первой трилогии, вышедшей в 1964 году, до недавних опытов, запечатлевших локдаун 2020-го,— можно увидеть лишь на спецпоказах: он последовательно выступает против оцифровки, так что фильмы, отобранные для ретроспективы в Москве, не видели даже кураторы программы. 16-миллиметровые пленки с работами Дорски хранятся в двух киноархивах мира — Canyon Cinema в Сан-Франциско и парижском Light Cone.
Дорски считает принципиально важным, что его работы существуют исключительно в аналоговой форме, как физический объект. По его мнению, оцифровка меняет не только ритм и цвет, но и саму суть фильма. Когда нью-йоркский Музей современного искусства попросил разрешения оцифровать для инсталляции его работу «17 причин», чтобы иметь возможность беспрерывно показывать ее в течение девяти месяцев, Дорски пришел в ужас: этот фильм работает лишь при скорости 16 кадров в секунду, и при оцифровке какие-то кадры пришлось бы дублировать. В случае «17 причин» оцифровка сработала, хотя Дорски специально проверил, как фильм смотрится в музейном пространстве, и, признав профессионализм техников, все же сказал, что в цифровой копии «меньше ощущения тела и света, деликатности цвета и нежности хрупкой красоты».
Его фильмы, преимущественно немые — коллажи о покое и восторге, о цветовых пятнах и бликах на воде, о временах года и жестах,— требуют особых условий просмотра: скорость проекции чаще всего 18 кадров в секунду, и такое мерцающее изображение вызывает почти религиозный трепет. Дорски интересует кино, свободное от нарратива, от единства времени—места—действия: только ритм и свет. Но при этом его фильмы — не поток сознания, а пример «поливалентного монтажа», сложно организованное, ритмически выверенное кинематографическое тело, в котором отдельные монтажные фразы связаны