Vogue

Черный принц

Любимец ми­ро­вой му­зы­каль­ной эли­ты, за­га­доч­ный ди­ри­жер Теодор Курентзис идет сво­им пу­тем: от­кры­ва­ет ре­пе­ти­ции для зри­те­лей и не хо­чет уез­жать из псков­ской деревни.

Фото: Слава Филиппов. Текст: Екатерина Бирюкова

«Я вам­пир, мне нель­зя лук». Это мой со­бе­сед­ник раз­ду­мы­ва­ет над меню пе­ред тем, как на­чать раз­го­вор. Официант невоз­му­ти­мо вы­слу­ши­ва­ет по­же­ла­ния вам­пи­ра. Дело про­ис­хо­дит в кон­сер­ва­тор­ской «Кофемании», тут та­ких вам­пи­ров пруд пру­ди. Хотя дан­ный эк­зем­пляр, ко­неч­но, вы­да­ю­щий­ся. Сейчас на нем стро­гий чер­ный пи­джак, но сце­ни­че­ский об­раз ма­эст­ро обыч­но очень те­ат­ра­лен и про­ду­ман до ме­ло­чей. Одежда — толь­ко чер­ная или бе­лая. Ноги утя­ну­ты в по­чти ба­лет­ные рей­ту­зы и са­по­ги со шну­ров­кой, ру­баш­ка с ши­ро­ки­ми ру­ка­ва­ми и ман­же­та­ми а‑ля Дон Жуан. С во­ло­са­ми тоже что‑то ин­три­гу­ю­щее. «Одежду мне в те­ат­ре шьют, а обувь де­ла­ют в ма­га­зин­чи­ке в Перми, там есть ре­бя­та, они дав­но со мной во­зят­ся и ка­че­ствен­но все выполняют».

Мы зна­ко­мы по­чти два­дцать лет, за это вре­мя я непло­хо на­учи­лась про­ди­рать­ся сквозь его рус­ский, так и не об­рет­ший глад­кость. Теодор не дру­жит с окон­ча­ни­я­ми и пред­ло­га­ми, но, со­вер­шен­но не об­ра­щая на это вни­ма­ния, вы­да­ет про­по­ве­ди и прит­чи, ко­то­рые од­них во­вле­ка­ют с го­ло­вой в его му­зы­ку, дру­гих, на­обо­рот, под­зу­жи­ва­ют на ядо­ви­тые вой­ны в фейс­бу­ке. Последних сей­час идет нема­ло: мож­но ска­зать, что Курентзис — са­мый об­суж­да­е­мый му­зы­кант в России. Сорокаче­ты­рех­лет­ний ди­ри­жер уже боль­ше де­ся­ти лет бу­до­ра­жит умы му­зы­кан­тов, слу­ша­те­лей и мно­го­чис­лен­ных по­клон­ниц. Нет сче­та по­ко­рен­ным кон­церт­ным пло­щад­кам и жен­ским серд­цам. Курентзис — нефор­мал от клас­си­че­ско­го ис­кус­ства. Мейнстрим его не ин­те­ре­су­ет. Его при­о­ри­те­ты — все са­мое но­вое, неуспо­ко­ен­ное, экс­пе­ри­мен­таль­ное. Это мо­жет быть и ба­роч­ная му­зы­ка, ис­пол­ня­е­мая на скрип­ках с жиль­ны­ми стру­на­ми, или са­мые ра­ди­каль­ные опу­сы совре­мен­ных ком­по­зи­то­ров. И ноч­ные кон­цер­ты в по­лу­тем­ном зале: пе­ред ле­жа­щей на полу мо­ло­де­жью му­зи­ци­ру­ют звезд­ные пи­а­ни­сты Антон Батагов, Алексей Любимов, Полина Осетинская, скри­пач­ка Патриция Копачин­ская, но про­грамм­ки вы­да­ют на вы­хо­де. А в сов­мест­ном про­ек­те с Ромео Кастеллуч­чи для Рурской три­ен­на­ле в 2014 году ба­лет Стравин­ско­го «Весна свя­щен­ная» тан­це­ва­ла под­ня­тая с по­мо­ста кост­ная пыль. Символ того, что кра­со­та и тлен, ис­кус­ство и физио­ло­гия по сути одно и то же. Все это за­став­ля­ет пуб­ли­ку, при­вык­шую к устой­чи­вой, с на­ле­том лег­ко­го офи­ци­о­за, глы­бе Гергиева, с ин­те­ре­сом сле­дить за но­вым, аль­тер­на­тив­ным, из ка­ко­го‑то со­всем дру­го­го ве­ще­ства сде­лан­ным персонажем.

Пока ему не ис­пол­ни­лось два­дцать два, Курентзис жил в род­ных Афинах и обу­чал­ся в Греческой кон­сер­ва­то­рии му­зы­ко­ве­де­нию, скрип­ке и во­ка­лу. Помнит ли он, как ре­шил по­ехать учить­ся в Россию? «Конечно. Санкт-Петербург для меня то­гда был ма­ги­че­ский мир с огром­ной вдох­нов­ля­ю­щей си­лой! Там я мог об­щать­ся с кем‑то, кто два­дцать лет но­сит один ко­стюм, в доме ко­то­ро­го со­хра­ни­лись про­сты­ни и одеж­да его дав­но умер­шей мамы, или дру­гой, ко­то­рый рас­ска­зы­ва­ет о друж­бе с Хармсом! В мире немно­го оста­лось мест, где мож­но про­чув­ство­вать связь меж­ду про­шлым и бу­ду­щим, и Петербург был од­ним из них. Я по­пал в Россию в мо­мент, ко­гда еще мог но­че­вать в квар­ти­ре ве­ли­ко­го че­ло­ве­ка и не пла­тить за вход­ной билет».