Катерина Мурашова: Еще одна реальность
Почему все врут? История подростка Филиппа, который нашел свой ответ на этот вопрос
— Я иногда думаю: он вообще-то нормальный? У психиатра мы были два раза. Один раз, когда ему лет пять было, другой, кажется, в позапрошлом году. Оба раза сказали: все в порядке. Но я все равно сомневаюсь. В детстве еще ладно, но сейчас же ему 14, его сверстники уже вовсю за девочками ухаживают, если не половую жизнь ведут, или думают о том, где и как получить образование, а он… Я думала, может, это такая задержка развития, а теперь все чаще думаю, что все-таки — нарушение. И в интернете читала: даже синдром такой есть.
— Давайте все-таки подождем с диагнозами из интернета, — попросила я, так как мальчик Филипп сидел напротив меня на стуле (мать расположилась в кресле). — Расскажите, что происходит.
— Он врет. И всегда врал. То есть это даже и враньем не назовешь. Вранье у детей — это понятно: для выгоды или от страха. «Я сделал, но тетрадку дома забыл», «эта ваза сама упала», «папа у меня космонавт» и все такое. Я и сама так в детстве врала, и старший мой врал, да и сейчас иногда… Но тут совсем другое.
— Значит, у Филиппа не вранье. А что же? Как бы вы это назвали?
— У маленьких детей это называют фантазия. И говорят, что это даже хорошо. Но у него оно и в раннем детстве было как-то… ну, слишком, через край.
— Можете привести примеры?
— Конечно. Забираю его из садика, спрашиваю: что сегодня было? А он мне совершенно спокойно отвечает: после обеда все спать пошли, а мы с Лешей спрятались в кладовке, потом там открылась такая дверь, оттуда свет, и мы к Богу в гости пошли. У него там красиво и сласти всякие. Он нас угощал сколько хочешь, и мы потом даже полдник не ели. Представляете мое удивление? Или наоборот, отзывает меня воспитательница и говорит: я знаю, что ваш мальчик фантазер, но все-таки должна спросить. Понимаете, он уже неделю всем детям в группе в подробностях рассказывает, что у вас дома в качестве маминых мужей живут два мужчины с красными губами — один лысый, но с огромной черной бородой, другой без бороды, но с рыжими волосами до пояса, которые он все время расчесывает. И они… они… (тут она запинается, а я, как вы понимаете, уже в полуобмороке) они едят на ужин живых кроликов! И вот мне заведующая велела спросить: у вас в семье все нормально?
— И что, у этих фантазий не находилось совсем никаких реальных прототипов?
— То есть не жила ли я тогда одновременно с двумя мужчинами, пусть даже и аккуратно причесанными? Нет, поверьте мне, не жила. И кладовка у них в садике была заперта, и семья у нас атеистическая, и полдник они с Лешей отлично в тот день съели.
— Как развивались события дальше?
— Да никак — в том-то и дело! — в голосе женщины горечь и раздражение. — Развитие — это не про нас. У нас все то же самое, что и было. Пошел в школу — учительница меня сначала то и дело вызывала, домой звонила, потом перестала — привыкла, должно быть.
— Со школьной программой Филипп справлялся?
— Вполне. Он же не глупый, сами понимаете, чтобы всю эту дичь придумывать, какие-никакие мозги нужны. Но учеба его никогда не интересовала. Когда четверку получит, а когда и двойку. Не торопясь исправит — и ладно. А чтобы постараться где-то — этого я вообще не припомню. Но я и не наседала, мне было главное, чтобы он вот это вот свое перестал.