Стас Пьеха. Быть собой
Возможно, моя история поможет кому-то не совершить тех ошибок, что я допустил в свое время.
-О нашей семье много пишут, так было всегда. В детстве, в Петербурге, мне из-за этого жилось непросто. Носить фамилию Пьеха и избежать стереотипа «бабушкин внук» невозможно, когда-то это казалось невыносимым бременем. Тем более что я рос совсем не таким.
Подсказок никто не давал: ершистый подросток, я слонялся по дворам с ребятами, спешил навстречу опасным уличным приключениям.
Да, когда-то Эдита брала меня с собой на гастроли — я еще в школу не ходил. Проехал с ее коллективом весь Советский Союз вдоль и поперек, видел изнанку кочевой жизни: бесконечные поезда, ночные переезды, провинциальные гостиницы... За кулисами концертного зала вместо «удобств» — жестяное ведро, чтобы далеко не бегать. Считаю, артисты советского времени — очень закаленные люди.
В четыре года резался в домино с рабочими сцены, а потом с ними же ел кильку в томатном соусе прямо из банки. А гастроли в Биробиджане? Пока Эдита выступала, мне, шестилетнему, стало скучно. Недолго думая по пожарной лестнице взобрался на крышу концертного зала и начал бросаться в прохожих найденными там обломками кирпичей. Эдита позже вспоминала: «Пою, и вдруг за сценой раздаются крики. Администраторы забегали в панике. Концерт пришлось остановить — внука снимали с крыши. Боялась, что меня удар хватит!»
Бабушку я, по-моему, чаще раздражал. Она никогда не скрывала, что маленьких детей не то что не любит, просто совершенно не знает, как с ними управляться. Да и у меня характер тот еще. Когда пошел в школу, мои гастроли закончились. Погрузился в обычную жизнь, которой живут дети артистов. Бабушка — на концертах, которых было всегда очень много. Родители, певица Илона Броневицкая и джазовый музыкант Пятрас Герулис, расстались, когда я еще даже не ходил. Отец — в Вильнюсе, мама с новым мужем Юрием Быстровым тоже колесила по гастролям. Новорожденная сестра Эрика жила со своими бабушкой и дедушкой. Меня оставили в квартире Эдиты на ее помощниц.
Помню, маленьким плакал, когда мама уезжала, хватался за ручку ее сумки, не хотел отпускать. Потом, конечно, привык, что вижу нечасто. Самостоятельность — удел многих мальчишек и девчонок, чьи родители увлечены своей профессией, погружены в нее так же глубоко, как Эдита и Илона. Приходится многим жертвовать, в том числе и самым ценным — благополучием собственного ребенка. Я и сам сейчас такой же папа: сын, которому почти три года, редко меня видит. История повторяется. Но Петя, к счастью, растет с мамой и бабушкой, которые его обожают. А за мной следили знакомые Эдиты.
— Это были ее подруги?
— Я бы не назвал их подругами. Эдита достаточно закрытый человек. У нас с ней тогда не было большой дружбы, как обычно у бабушек с внуками. Порой казалось, что она вынуждена терпеть мое присутствие в своей жизни. Когда уезжала на гастроли, в квартире находились женщины, которые вели хозяйство, следили за порядком. Они же приглядывали за мной: ведь утром надо разбудить, покормить, отвести в школу. Нина Вячеславовна, директор подшефного детского дома — бабушка, сколько помню, помогала обездоленным детям, — часто брала меня с собой на работу. У меня даже своя комната имелась в детдоме, с кроватью и шкафчиком, я там ночевал.
Сразу подружился с детдомовскими ребятами. Вместе гуляли, играли в казаки-разбойники, бегали по дворам, залезали в подвалы и на крыши. Я хорошо их понимал и в истории каждого искал отголоски своих детских чувств. С ними же впервые попробовал курить. Мне тогда было семь. Это сильно придало уверенности в себе. Каким же наивным я тогда был — разве в этом взрослость и крутизна?
Вскоре научился играть разные роли: с детдомовцами был одним, а рядом с бабушкой превращался в пай-мальчика с ломающимся голосом. Илона иногда приезжала, чаще звонила, интересовалась моими делами. Говорил, что все нормально. Ответ ее устраивал. Присматриваться к моим меняющимся привычкам ни мама, ни бабушка были не готовы. Наша суматошная жизнь просто не оставляет возможности проявлять внимание и чуткость. Это не чья-то вина, а беда нашего времени. Но понимание пришло с годами. А тогда... Обижался, злился.
Года полтора назад вдруг осознал простую, в общем, истину: все свои душевные «якоря» мы получаем в раннем возрасте. С годами они удерживают нас все крепче, и если у человека полноценное гармоничное детство, ему проще жить на свете, потому что получил заряд любви и тепла. А у меня в душе зияла, да и сейчас никуда не исчезла, какая-то дыра. Лишь в тридцать пять я наконец понял это, признал ее существование.
Возможно, моя история поможет кому-то не совершить тех ошибок, что я допустил в свое время. Да, в детстве мне недодали любви. В этом, думаю, и надо искать причины последующих многолетних поисков и метаний.
Когда не получаешь от родных одобрения и понимания, к себе любви не испытываешь. Нет внутренней гармонии, уверенности, бросает из крайности в крайность. То в браваду — «все сам могу, мне никто не нужен!» То, наоборот, во внутреннюю панику — «ничего не умею, пропаду...» Оба эти состояния хорошо мне знакомы. Все люди с зависимостями — недолюбленные. Уверенно это говорю, потому что имею большой опыт общения с ними.
В детстве я искал авторитеты на улице, среди старших пацанов: кто сильнее, кто в тюрьме отсидел или в армии отслужил. Кстати, ничему дурному уличные товарищи меня не учили. Как раз наоборот, прививали «вечные ценности»: выполнять обещанное, не предавать, не подставлять, быть сильным духом, «вписываться» за ближнего. Плохому учился сам.
— Все-таки мальчика должен воспитывать мужчина. Неужели в семье не нашлось крепкой руки? У вас были дедушка Александр Броневицкий, два последующих супруга Эдиты Станиславовны, мужья Илоны музыканты Юрий Быстров и Евгений Тимошенков — чем не воспитатели? Родной папа наконец?
Дедушка Александр Броневицкий жил отдельно — с бабушкой они давно развелись. Умер, когда мне было семь с половиной. Очень жалею, что не довелось толком пообщаться. Ведь он мог столько рассказать! Особенно по части творчества. Одаренный музыкант Броневицкий по сути стал первым в СССР продюсером. Эдита приехала из Польши, училась на психфаке Ленинградского университета. Он создал ансамбль «Дружба», солистка которого, застенчивая иностранка без музыкального образования, вскоре стала знаменитой артисткой мирового уровня. Но увы... Я его фактически не помню.
Со вторым и третьим бабушкиными мужьями мы почти не пересекались: это была ее отдельная жизнь. С отчимами, правда, складывались теплые отношения. В разные периоды оба успевали со мной чем-то делиться. Юра вообще единственный, кто занимался моим воспитанием в раннем детстве.
А с родным отцом я впервые встретился в четырнадцать лет: мама в один прекрасный день просто купила билет на поезд и отправила меня к нему в Литву. Ехал без особого трепета. Помню свое первое впечатление: мужчина в добротном костюме, очки изысканные в тонкой оправе — прямо профессор. С одной стороны, понимал, что это мой отец, пытался уловить схожесть в чертах, голосе, манере поведения. А с другой, видел его впервые в жизни и чувствовал, что между нами — пропасть. Сердце молчало.
Впрочем, подобная черствость типична для подросткового возраста. Даже не вспомню, на какие темы мы тогда общались. Душевных разговоров точно не было. Пожил у него неделю и вернулся обратно в Питер, зажил по-прежнему.
— Сложись иначе, вы были бы готовы воспринять нравоучения от родных?
— Не факт. Характер у меня непростой, к тому же многое делал наперекор, назло. Если Эдита просила «Не надевай рваные джинсы!» — тут же прорезал в них дополнительные дырки. Она качала головой: «Ну в кого ты такой?!» Хотя ответ знала прекрасно: Илона росла не менее упрямой. Знаю, что пока училась в школе, одноклассники и не подозревали, что ее мама — знаменитая Пьеха. Илона никому об этом не рассказывала. Не хотела выделяться. И даже категорически запретила звездной маме присутствовать на школьном выпускном. Одноклассники привели родителей, а Илона явилась одна. Эдита вспоминала, что в тот день все-таки была у школы, наблюдала происходящее со стороны.
Я же пошел еще дальше. До недавнего времени воспринимал жизнь как поле боя: постоянно стремился кому-то что-то доказывать. Неважно как. Если стихами — писать так, чтобы окружающие приходили в восторг. Деньгами — заработать столько, чтобы чувствовать себя достойным мужчиной. Мне всегда хотелось сделать нечто монументальное. Причем быстро — здесь и сейчас. Построить, поставить, созвать всех — смотрите! И чтобы в ответ все ахнули. Типичное поведение тех, кто недополучил в детстве любви: доказывать, добиваться, изображать из себя кого-то, кем на самом деле не являешься.