Интервью с академиком Михаилом Предтеченским
В этом году Государственную премию РФ в области науки и технологий присудили ученому из Новосибирска Михаилу Предтеченскому — «за создание основ мировой индустрии одностенных углеродных нанотрубок». «Сноб» побеседовал с академиком о том, что скрывается за скупыми строками президентского указа, о грядущем «карбоновом веке» и о разнице между фундаментальными и прикладными научными исследованиями.
Ɔ. Поздравляю вас с высокой оценкой вашего труда государством. Расскажите подробнее, за что вам была вручена эта премия? Что принципиально нового удалось сделать вам и вашим коллегам? Речь идет о том, что вы сумели довести лабораторные исследования до стадии промышленного производства?
Читатели «Сноба» достаточно подробно знают, что такое одностенные углеродные нанотрубки или графеновые нанотрубки, благодаря интервью с моим коллегой, президентом OCSiAL Юрием Коропачинским. Он отвечает в компании за бизнес, я — за научную и технологическую части. Я автор метода, на базе которого была создана технология, и создатель самой этой технологии. Под моим руководством была разработана первая промышленная установка, фактически единственная в мире такого рода. Можно даже сказать, что весь мировой рынок одностенных углеродных нанотрубок сейчас обеспечен двумя нашими установками. Еще одна часть моей работы связана с использованием нанотрубок как продукта для создания принципиально новых материалов и устройств.
Ɔ. А почему, на ваш взгляд, до промышленной технологии синтеза графеновых нанотрубок не додумались ваши западные коллеги-конкуренты с их-то технологической мощью? Ведь были же какие-то попытки, тот же Bayer пробовал что-то сделать.
Когда так говорят, мне даже порой обидно становится. Разве Запад всегда должен быть для нас каким-то эталоном?
Эта государственная премия для меня уже вторая, первая была тоже государственная, но новосибирская (речь идет о Государственной премии Новосибирской области 2018 года. — Прим. «Сноб»). Когда я выступал на ее вручении, то заметил, что в России можно сделать не только автоматы Калашникова. Но почему-то наша специфика — это много идей и слишком мало их воплощений. Почему-то вертолеты или телевидение придумывают русские, а делают их где-то еще. Мозгов много, а до конкретного производства довести никак не выходит. Мне всегда это не нравилось, и это был один из мотиваторов для того, чтобы показать: в России могут сделать то, что нигде больше не смогли. И мы сделали. И объяснение, почему у нас получилось, очень простое: нужно серьезнее относиться к работе и минимизировать ошибки. Только тогда возможен результат. Кроме того, я поставил себе цель: не просто работать в научном направлении, а приносить реальную пользу людям. Стандартный подход у ученых такой: они что-то придумывают, а потом пытаются пристроить это куда-то и получить деньги. Но, как правило, это у них редко получается. Я же в какой-то момент понял, что нужно сначала сформулировать задачу, то есть результат, который будет востребован, и от нее уже выстраивать все остальное.
На этом пути трубки — не первый мой опыт. Началось все еще с Hewlett-Packard лет тридцать назад: мне поставили задачу создать принтер, который бы печатал каплями расплавленного металла, и я ее решил. И когда я понял, что нанотрубки могут, в кавычках или без, изменить мир, обеспечить скачок в «карбоновый век», как в свое время изобретение бронзы подвело черту под каменным веком человечества, я за это дело взялся. Встреча с Коропачинским была в этом смысле ключевой: мы оба поняли, что это может быть реальным проектом. В одиночку ни он, ни я этого не сделали бы.