Беседа галериста Алины Крюковой и искусствоведа Ивана Чечота
В галерее современного искусства a-s-t-r-a проходит выставка «Утопия и Ухрония» художников Сергея Сонина и Елены Самородовой-Сониной. В основе проекта — размышления о том, какой была бы жизнь в России, если бы секретный план императора Павла I и первого консула Франции Наполеона Бонапарта, известный как Индийский поход, увенчался успехом. Основатель галереи Алина Крюкова поговорила с куратором выставки, искусствоведом Иваном Чечотом об искусстве в эпоху кризиса, убегании художников от реальности в мир метафизических фантазий и уникальности российского культурного ландшафта.
Иван Дмитриевич, вы человек из мира науки. Расскажите, как вы пришли в актуальную художественную повестку?
С ранних лет я интересовался не только искусством прошлого, но и творчеством художников нашего времени, посещал выставки уже в 60–70-х годах, обсуждал их с друзьями. Тогда у меня еще не было друзей-художников. Позже они появились, и мне стало интересно не только наблюдать за ними, но и принимать участие в их работе в качестве искусствоведа, экспозиционера. В середине 80-х годов в моей аудитории в университете стали появляться художники, которые дружили с моими студентами-искусствоведами. Некоторые не стали знаменитыми, рано умерли, как Виктор Тузов, другие прославились на весь мир, как Тимур Новиков. Ни о каком вхождении в «актуальную художественную повестку» тогда не было речи, поскольку такого выражения на тот момент просто не существовало.
Понятие об актуальном искусстве возникало на моих глазах и внедрялось в обиход на рубеже 90-х годов. Художники говорили об искусстве свежем, молодом, ярком, но не об актуальном. О том, что они «актуальные», они узнали позднее. Начинали они как современные или модернистские художники, или даже просто как хорошие в своих собственных глазах и в глазах своих друзей. Мне и сегодня мало дела до актуальной повестки. Я равнодушен к «художественному процессу» и его самоописанию в тех или иных терминах. Создающееся сегодня искусство интересует меня не столько со стороны его типа и направления (актуальное, современное, постсовременное, старомодное, консервативное, левое или правое и пр.), сколько совершенно индивидуалистически как такое, которое вошло в мою личную жизнь, вошло довольно случайно, непредсказуемо и в то же время симптоматично. Я не имею никакой кураторской линии и занимаюсь только теми художниками, кто в той или иной степени близкий для меня человек. При этом я могу вполне критически относиться к результатам их творчества.
В чем отличие интеллектуального запроса художников на сломе эпох 80–90-х годов и сегодняшних, работающих в ситуации кризиса? Если ретроспективно посмотреть на современное искусство последних трех-четырех десятилетий, куда оно движется? Какие проблемы решает и какие задачи ставит?
Обобщенно ответить на этот вопрос невозможно. Художники были и остаются очень разными. Кто-то имел и имеет высокие интеллектуальные запросы, другие не поймут самой этой формулировки. Любой обобщающий ответ будет либо банален, либо груб.
Что касается «ситуации кризиса», то она почти перманентна, хотя и меняет свое содержательное наполнение. Скажу, однако, что в нашей стране на рубеже 90-х годов на новое искусство возлагались большие надежды, оно вот-вот должно было победить застой, выйти на мировую арену, породить нового зрителя, вызвать к жизни свободный рынок искусства и прочее. Многое удалось, и в то же время по ходу развития искусство, которое назвало само себя актуальным, стало обыденностью или нормальным явлением, стало терять остроту, пресловутую актуальность. Так сложился новый «прогрессивный» застой. Искусство все это прекрасно чувствует и пытается преодолеть рутину актуальности с помощью обращения ко все более горячим, прежде всего в политическом отношении, темам и радикальным средствам.
В последние три-четыре десятилетия искусство двигалось за свои пределы, отталкивалось от самого себя и бралось за дела для себя скорее неподъемные. Оно перестало ставить и решать художественные проблемы, превратилось в критическую и, так сказать, исследовательскую деятельность, стало прежде всего образом жизни. Из проблем, которые оно ставит, назову в первую очередь задачу самосохранения статуса и системы современного искусства. Искусство, постоянно отменяя все свои границы и определения, вместе с тем озабочено тем, чтобы остаться в привилегированном положении именно как «искусство». Перестав быть свободным и самодовлеющим артистизмом, посмеявшись над эстетическими и нравственными ограничениями, объявив проблемы формы не существующими, искусство загнало себя в повестку, в тиски злобы дня, порожденные социальными науками и политизированной журналистикой. Это и есть кризис искусства, из которого, однако, невозможно выйти каким-то привычным способом: все попытки преодолеть скуку современного искусства с помощью драматизации, в рамках философии «события» только усугубляют драматизм кризиса.