Закрытие гештальта
Если отношения с любимым не сложились, брак с нелюбимым развалился, а жизнь зашла в тупик, пора оставить привычный любовный треугольник и… найти другой
— Моему сыну Николаю три месяца назад поставили диагноз «аутизм».
— Ага, — сказала я.
Я прекрасно понимала, что мое «ага» — это вовсе не то, что ожидала услышать от специалиста наверняка испуганная и, может быть, даже отчаявшаяся мать, которой бог весть что предстоит в ближайшие и последующие годы. Но я просто не знала, что сказать еще, а лукавить и что-то изображать не хотелось именно из-за серьезности проблемы. Я практически не умею работать с аутизмом, и у меня в голове вообще пока плохо уложилось то, что в последние годы происходит с этим диагнозом в мире и в нашей стране. На мой взгляд, происходит что-то действительно странное, что, конечно, специалисту следовало бы понять и вписать в свою общую картину психических страданий, но лично у меня пока не получается — смущает разнобой в специальной литературе, бурный переход диагноза в СМИ и недостаток собственного практического опыта.
— Но я к вам не по этому поводу пришла, — продолжила между тем женщина, назвавшаяся Татьяной. — Я давно читаю ваши статьи и знаю, что вы с аутизмом не работаете.
Я подавила облегченный вздох и кивнула:
— Вы правы, я работаю в жанре психологической консультации, а аутизм требует длительного, комплексного и специфического подхода команды специалистов. — Тут мне стало стыдно, что я ее фактически «отфутболиваю», перекидывая свою ответственность на какую-то «команду» (возможно, в ее случае мифическую), и я добавила: — Но, разумеется, какой-то опыт в этой сфере у меня за 30 лет практики накопился, и в его рамках я охотно отвечу на все ваши вопросы касательно развития и адаптации Николая. Сколько ему лет?
— Пять. У меня есть и еще один сын, Игорь. Ему тринадцать.
— Вы пришли по поводу Игоря? Или по поводу взаимоотношения сыновей друг с другом?
Мне хотелось узнать о тяжести аутизма у Николая (чем легче случай, тем больше шансов, что мои советы ей пригодятся), но я ждала, что она расскажет сама — так почему-то казалось правильным.
— Я пришла к вам по поводу себя самой. Мне надо понять, что мне теперь делать и от чего жить, но как-то не получается пока самостоятельно сообразить. Вдруг вы подскажете?
— Отчего жить? — не поняла я. — Вы хотели сказать «для чего»?
— Нет, я что хотела, то и сказала, — невесело усмехнулась Татьяна. — Жизнь же куда-то идет, правда? И вот: от чего лично мне отталкиваться и от чего к чему строить жизнь дальше.
— Теперь поняла, — кивнула я. И я действительно поняла. Ко мне пришла не просто какая-то психологическая проблема, требующая решения — ко мне пришла человеческая история. Ее черед быть рассказанной.
— Рассказывайте, — сказала я.
Даниил и Мирон познакомились в старших классах, когда Мирон по конкурсу поступил в гимназию, в которой Даниил учился с первого класса. Потом юноши вместе поступили в институт и уже там на первом курсе подружились, оказавшись в одной компании. Оба серьезно занимались спортом: Мирон с детства ездил на гоночном велосипеде, Даня играл в волейбол за институтскую команду.
Именно тогда, на первом курсе, с Даней и Мироном познакомилась Татьяна, которая оказалась в той же институтской компании.
В подобных молодежных компаниях роли обычно расписаны и стандартны. Даня был «звездой» — даже, пожалуй, в масштабах института, Мирон считался в категории «звезд с неба не хватает, но добрый и надежный товарищ». Татьяна числилась «яркой личностью».
Предсказуемо она влюбилась в Даниила, а Мирон — в нее. Будучи современной девушкой, Татьяна не стала скрывать от Дани своих чувств. Он ответил ей честно, опять же в хрестоматийном духе институтских молодежных компаний: «Ты мой хороший друг, как человека я тебя уважаю и всячески ценю, но как женщина ты меня не интересуешь и ничего у нас в этом смысле не может быть. Прости, если тебя обидел».