Зачем просить прощения
Что делать человеку, которого много лет мучает совесть
Это была консультация по скайпу. Город называть не буду, но скажу, что он довольно большой. Женщина назвалась Эвелиной.
— Я давно читаю ваши материалы на «Снобе», — сказала она. — Но никогда даже и не думала с вами лично встречаться, потому что понимаю, что вы в моем случае ничем помочь не можете. Но ваш недавний материал про культуру вины и культуру совести вызвал у меня столько чувств, что я не удержалась. Простите.
— За что же тут извиняться? — удивилась я. — Это моя работа. Лучше поясните, о каком чувстве в вашем случае идет речь.
— Разумеется, о чувстве вины, — усмехнулась Эвелина. — О своей совести кто же с другими людьми разговаривает? Но вот вина — это просто мое все. Я виновата во всем и перед всеми, и практически всю жизнь только это чувство в первую голову и ощущаю.
— Расскажите подробнее и конкретнее, как вам это удается. Обычному человеку устроить свою жизнь именно таким образом непросто.
— Ничего, я вполне справляюсь. Привыкла. И всегда получалось, что эта вина именно моя, идущая изнутри. Но вот прочитала ваш материал и задумалась: а моя ли она? Наверное, надо с детства начать?
— Как вам удобнее.
— Тогда с детства. Я была больным ребенком. Без подробностей — почки и еще астигматизм, на одном глазу минус 11. То нельзя, это нельзя, это просто не могу. В садик не ходила, в школе сначала училась очень плохо, не могла приспособиться, первая учительница считала меня умственно отсталой, а вслед за ней — и весь класс. Когда спрашивала у матери: «За что они меня так?» — она отвечала: «Ты от них отличаешься». Я это понимала так: сама виновата.
Потом, уже в средней школе, я приспособилась, стала учиться лучше и даже полюбила некоторые предметы. Ходила в химический кружок, учитель меня любил, он был такой увлеченный, странноватый, как алхимик из Средневековья, руки и у меня, и у него всегда были разноцветные от реактивов. В классе меня продолжали привычно, хотя уже и не очень активно, дразнить. Мои родители развелись. Папа нашел другую женщину, мама плакала и говорила: как же она одна со мной, больной. А папа сказал: ты в нее столько в детстве вкладывалась, отказалась от того и от этого, сына мне не родила, как я хотел, а она, видишь, все равно какая-то бесперспективная…
Я, конечно, это поняла так, что в их разводе и мамином несчастье тоже я виновата. Но ведь на самом деле в какой-то степени так и было.
Потом школа закончилась, я поступила в институт химического машиностроения и училась там хорошо. На пятом курсе вышла замуж. По любви, все как положено. Но тут выяснилось, что мне из-за почек нельзя рожать. Муж сначала говорил: ничего, будем жить без детей, а потом на него семья надавила, и он сказал: прости, но семья без детей — это неправильно, а если из детского дома взять — так зачем же оно, если я сам здоров и могу своих иметь. Ну и кто тут виноват? Он ко мне всегда хорошо относился и даже плакал, когда уходил, предложил остаться друзьями, но тут уж я сама как-то не смогла.
По работе у меня все хорошо получалось — и деньги, и карьера, и уважение коллег. А потом, спустя много лет, я забеременела — в общем-то, случайно. И решила все-таки попробовать родить: медицина продвинулась, и не такие рожают.
Почти всю беременность пролежала в больнице: то почки отказывают, то сетчатка отслаивается. Однако почти доносила и родила девочку Вику. Сейчас ей 13 лет. У нее глубокая умственная отсталость, она почти не говорит, ставят ей кто аутизм, кто еще чего-нибудь, но я, если честно, уже несколько лет новых мнений не ищу, потому что какая разница. Хотите, покажу вам сейчас Вику?