Покрас Лампас — о современной культуре, русском искусстве и NFT
Самый обсуждаемый российский каллиграф стал первым гостем рубрики "Диалоги" на Esquire Weekend 5 июня. Покрас рассказал главному редактору Esquire Сергею Минаеву о роли искусства в продвижении социально значимых вопросов, о том, почему не стоит объяснять каждому, что хотел сказать художник, и о том, почему Россия отстает от мировой повестки. А еще — по полочкам разложил, как работает рынок NFT-токенов и почему за ними — будущее.
Ты только что вернулся из Монако. Что ты там делал?
Я открыл сезон заграничных проектов и написал первый легальный мурал в Монако. Там на государственном уровне был запрещен стрит-паблик-арт. Мы в прошлом году договорились через галерею сделать первую публичную роспись. Из-за карантина, естественно, никто никуда не улетел. Мы год готовились, и в этот раз все прошло успешно.
До поездки во Францию ты создал большой мурал на Большой Якиманке вместе с «Лизой Алерт» — “Имена пропавших детей”. Это очень значимый и красивый проект, расскажи о нем.
В России художники имеют уникальную возможность не просто поддерживать социально значимые инициативы, а менять общественный взгляд на культурные или социальные парадигмы. Развивать людей. Взять ту же тему пропажи детей. Для многих она табуирована, неприятна: мы сами не то чтобы хотим видеть в ленте инстаграма (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена) посты о потерявшихся детях. Это очень тяжело. Мы стараемся визуально себя от этого оградить. Расписать фасад в центре города, который бы стал высказыванием на такую сложную тему, — непростая задача. И я рад, что нашелся подходящий визуальный язык — текст, который написан будто бы мелом на большой черной доске. Его можно стереть, можно что-то вписать. Довольно метафоричная история получилась.
А как этот проект случился? Кто на тебя вышел? Или ты сам его предложил?
На меня вышли ребята из отряда “Лиза Алерт” и предложили поработать вместе. Естественно, мы сразу стали выбирать фасад, но про Якиманку сначала не думали. В итоге она оказалась одной из лучших точек. Во-первых, исторический район Москвы — с интеллигенцией, с культурой, с художественными институциями. Там уместно, на мой взгляд, поднимать остро-социальные темы. Кроме того, местная префектура довольно прогрессивна и благосклонна к современному искусству: никто не влиял на мою работу, не внес ни единой правки в эскиз.
Мне кажется, что за последние два года, во всяком случае, московские власти стали суперфрендли к современному искусству. Кто часто бывает на Ленинградском вокзале в Москве, обратите внимание на два больших, безумно красивых мурала Димы Аске. Еще лет пять назад такого нельзя было представить.
Работы Димы Аске потрясающие. На мой взгляд, это одни из лучших работ в Москве с точки зрения современного искусства и паблик-арта. Но ситуация с муралами в целом в Москве нестабильная. Есть две точки: искусство, которое появляется в городской среде, и реклама (баннеры, которые, как и растяжки, запрещены в городе, но при этом есть возможность согласовать их в виде граффити). Законы, которые вышли у нас в прошлом и позапрошлом годах, как раз регулировали то, что должно появиться в городе, как это должно быть нанесено, с кем должно быть согласовано и так далее (речь в том числе о распоряжении правительства Москвы запретить граффити с коммерческой составляющей. — Esquire). Но, к сожалению, из-за этого закона закрасили очень много других работ. Работ действительно крутых с точки зрения искусства, с точки зрения художников и с точки зрения того, что работы являлись неким элементом негласной навигации в городе. Поэтому мне кажется, что одна из наших с тобой задач — донести мысль, что Москве нужно больше муралов. Больше поддержки российских художников — прогрессивных, крутых, которых с распростертыми объятиями ждут за рубежом, но они могли бы сделать Москву еще круче и современнее.
Давай поговорим о совсем молодых ребятах. Например, с журналистикой все более-менее понятно: пиши в несколько оставшихся на плаву СМИ, в Facebook (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена), в Telegram. Если ты умеешь писать, тебя заметят и начнут платить. А если человек рисует, создает современное искусство, к кому ему прибиться? В девяностые нужно было найти галериста, чтобы он тебя продвигал. Как сейчас?
Сейчас есть свободная возможность рассказать о себе в интернете, социальные сети очень демократизировали этот путь художника и связь с аудиторией. TikTok, Instagram (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена), VK — действительно рабочие инструменты, потому что все мы ищем новые источники вдохновения и потребления контента. Современному артисту важно понимать, что сейчас у него гораздо больше возможностей стать известным, чем раньше. Но напрашивается вопрос: а что именно всем надо о тебе узнать? И как себя правильно подать? Такой шанс выпадает раз или два в год, и если ты выставишь слабую работу, никто не станет тебя обсуждать и вряд ли вернется к тебе через какое-то время, чтобы посмотреть, вырос ли ты как художник.
А конкуренция большая?
Конкуренция одновременно и большая, и никакая, потому что искусство всегда на шаг впереди социума. То, что появляется в массовом искусстве, изначально зарождается в андеграунде. Поэтому художники должны понимать, что есть цикл: сначала о тренде узнает десять человек, потом — сто, потом — тысяча, потом — десять тысяч, потом — миллион. И если ты перепрыгнешь от десяти человек сразу к миллиону, минуя промежуточные этапы, то не поймешь, как тебя идентифицируют, почему именно ты стал известным. Важно становиться популярным благодаря не резонансной, провокационной работе, за которой нет художественного бэкграунда, а благодаря авторской идее, философии и выдержанной визуальной или смысловой концепции. Когда ты смотришь на артиста и думаешь: «Блин, он вымахает в гиганта, и я хочу быть у истоков его творчества».
А как понять, вырастет в гиганта или не вырастет? Это исключительно чутье?
Вот тут, кстати, интересный момент: есть чутье, а есть экспертность, которая позволяет определить...
Что такое экспертность в данном случае? Насмотренность? Я приведу пример. Я ни черта не понимаю в современном искусстве. Два года назад так вышло, что я последовательно посетил пять очень важных музеев мира: Tate Modern, UCLA в Лос-Анджелесе, музей Гуггенхайма, и закончили мы в Вене. И вот я стою у большого-большого полотна и думаю: «Это, наверное, Ротко». Подхожу — конечно, не Ротко, а какой-то австрийский чувак. То есть они все для меня слились в одно большое пятно. Хотя я довольно много картин и художников за год посмотрел.
Ты смотрел сильные коллекции, музейное достояние. Они дали тебе общее представление о художественном периоде — второй половине XX века. А скажи, ты часто в музеях пользовался аудиогидом?
Никогда в жизни.
Это проблема, потому что аудиогид расставляет по местам такие вещи, которые ты не успеваешь подмечать самостоятельно из-за особенностей потребления информации. Как минимум всегда есть раздражитель: ты идешь по музею, телефон разрывается от сообщений редакции, ты думаешь, с кем обещал встретиться сегодня вечером, и так далее. А когда ты идешь с аудиогидом, так или иначе фокусируешься не только визуально, но и аудиально — запоминается больше информации. Я многим советую: приходите в музеи современного искусства и не бойтесь задавать вопросы, не бойтесь брать друзей, которые увлекаются искусством, и брать экскурсоводов, аудиогиды.