«Писать невозможно, голова забита бараньими ногами»: отрывок из биографии Джейн Остен
К 40 годам Джейн Остен — старая дева, тетушка многочисленных племянников, живущая уединенно и страдающая от болей в спине. А еще — известная писательница с хорошими гонорарами и множеством поклонников, среди которых есть и члены королевской семьи. С разрешения издательства «Новое литературное обозрение» публикуем отрывок из книги «Викторианки» — о последних годах жизни Остен и о двойственности ее положения в патриархальном обществе.
В книгу литературоведа Александра Ливерганта «Викторианки» вошли три очерка: «Непревзойденная Джейн» о Джейн Остин, «Дом на кладбище» о Шарлотте, Эмили, Энн и Брэнуэлле Бронте и «Викторианская Сивилла» о Мэри Энн Эванс, писавшей под псевдонимом Джордж Элиот. Несмотря на то, что в литературе XIX века, как и в обществе, царили патриархальные порядки, творчество целой плеяды писательниц и поэтесс подготовило почву для будущего феминистского поворота в литературе модернизма.
…В семье Остенов Джейн никогда не воспринимали как известную писательницу. «Мы вовсе не считали ее очень умной, тем более — известной, — писала впоследствии Анна, та самая, которая сочла «Чувство и чувствительность» ерундой. — Мы ценили ее за другое. За то, что она всегда была с нами очень добра, ласкова и умела нас развеселить». Похоже, что Анна, сама писательница, попросту тетушке завидовала, и Джейн, которая не могла этого не чувствовать, не раз амбициозную племянницу поддевала: «Ты ведь выше всех этих денежных рассчетов, а потому не буду тебя мучить рассказами о своих гонорарах».
Гонорары же в эти годы становились все ощутимее; известность пришла — причем как раз тогда, когда тридцатипятилетняя писательница затаилась в глухой деревне, вела жизнь анахорета и окончательно свыклась с мыслью, что пишет исключительно в стол. Затаиться затаилась, но время от времени, едва ли не каждый год, в Лондоне бывает — по делам и развеяться. И то сказать, в столице издательства, в столице магазины, в столице любимый брат Генри и его жена Элайза, у них открытый, гостеприимный дом и всегда полно гостей, людей, как правило, интересных и нужных. Одному из них, юристу по издательским делам, другу и партнеру Генри Уильяму Сеймуру, Джейн приглянулась, однажды он даже проводил ее до Чотона в почтовой карете и потом вспоминал, что всю дорогу собирался — но так и не собрался — сделать ей предложение… В заштатном Чотоне, когда в дом съезжалось много народу, Джейн хандрила, в Лондоне же — на людях веселилась от души.
И однажды даже удостоилась приглашения посетить библиотеку его высочества принца Уэльского в Карлтон-Хаусе. Принц-регент — гласит очередная легенда — передал Джейн через своего лейб-медика, пользующего и Генри тоже, что он большой поклонник ее дарования, часто ее романы перечитывает, экземпляры ее книг имеются во всех его резиденциях. И что его высочество не возражал бы, если бы мисс Остен посвятила ему свою следующую книгу, что мисс Остен без особого, впрочем, удовольствия (набожная Джейн расходилась с будущим монархом в вопросах морали и религии) и сделала, «не желая, — как она выразилась — показаться самонадеянной или неблагодарной». Первоначальный вариант посвящения был сух и лапидарен: «Этот роман посвящается его высочеству принцу-регенту». Под воздействием издателя, однако, Джейн была вынуждена это посвящение изменить и расширить. «Его королевскому высочеству принцу-регенту посвящает сей труд автор,