Ольга Слободская: «У КГБ к группе «Кино» всегда были вопросы»
Приглашенным редактором проекта, посвященного творчеству Виктора Цоя, стал музыкальный журналист Артемий Троицкий, который организовывал ранние концерты «Кино» и близко знал не только Цоя, но и других звезд того времени. По просьбе Esquire Троицкий поговорил с Ольгой Слободской — секретарем Ленинградского рок-клуба, где начался путь «Кино» к большой славе, — о рок-тусовке тех времен, агентах КГБ, следивших за группой, и о трагических похоронах Цоя, на которые приехали тысячи людей со всех уголков страны.
Когда и при каких обстоятельствах ты впервые услышала, что есть такая группа «Кино»?
Впервые я услышала записи «Кино» еще в школе, в 1983-м. Конечно, на официальной сцене тогда не было ничего подобного. Из каждого утюга звучали Толкунова, Лещенко, Кобзон и Антонов. «Кино» производили ошеломляющее впечатление на неокрепший школьный ум. Это была совершенно другая мелодика, совершенно другой текст.
Собственно, когда ты впервые увидела Витю и группу «Кино»? Не испортило ли это впечатление от музыки или, напротив, укрепило?
Первый раз я увидела их компанию на выступлении «Поп-механики» (проект Сергея Курехина, в котором принимали участие музыканты из разных молодых ленинградских коллективов. — Esquire). Я помню их на сцене. Эти пляски Витины, его шаманские движения, танцы — это было прекрасно.
Я думал, что ты в рок-клубе с 1983-го. То есть когда «Кино» туда принимали, ты еще там не работала?
Нет, я действительно при этом не присутствовала. Мне об этом рассказывали старшие товарищи спустя дцать лет. Тогда никто не увлекался воспоминаниями, ты просто живешь в рок-клубе, жизнь течет сама по себе, никто не задумывался о памятных датах и о том, что мы ходим и общаемся среди гениев.
Но я помню другое. В принципе, к «Кино» в Ленинграде до 1988 года часто было очень прохладное отношение со стороны публики. Не всегда они получали должную отдачу из зрительского зала. Только к 1988-му они превратились в звезд и собрали СКК (Спортивно-концертный комплекс им. Ленина в Ленинграде. — Esquire). В 1987-м, например, они играли на фестивале во Дворце молодежи «Группу крови», выдающуюся программу. Если найти запись в YouTube, то можно увидеть, что публика не особенно впечатлена, аплодисменты довольно вялые. А это большой зал, полторы тысячи мест. Похожая история была и в 1986 году на фестивале в ДК «Невский», где впервые прозвучала песня «Перемен!», между прочим. Их новогодний концерт в рок-клубе на Рубинштейна в 1986-м собрал всего ползала. Тогда был запрос на «ДДТ», на социальные песни, в лоб. И «Телевизор» тогда гремел — с песней «Твой папа — фашист». А что группа «Кино»? Новая волна, какие-то лирические песенки про любовь. По крайней мере, многим так тогда казалось.
Довольно-таки удивительно твои слова сейчас для меня прозвучали. Я приезжал на концерты в рок-клуб в основном в фестивальные дни. Я прекрасно помню третий фестиваль на Рубинштейна, 1985-й год, где «Кино» выступили в высшей степени успешно и даже получили номинальное лауреатство за песню «Я объявляю свой дом безъядерной зоной».
Все правильно. Я не утверждаю, что так было на каждом концерте, нет. Они собирали и полные залы, публика могла принять их очень хорошо. Но на двух главных фестивалях (1986 и 1987 года) было какое-то неприятие. Почему? Я сама не знаю. У меня, правда, нет объяснения.
Есть такое мнение, что к группе «Кино» многие музыканты, многие члены рок-клуба относились довольно прохладно. В частности, мне доподлинно известно, что «киношники» не любили «ДДТ», поскольку группа была старомодная, крестьянская, посконно-домотканая и т. д. Соответственно, Юра Шевчук, пролетарский поэт, не любил «Кино», поскольку считал их всех модниками, мажорами, а может, даже и пидорасами. Вот это точно.
Это правда.
Мне интересно, как относились к «Кино» другие? Какие химические реакции внутри рок-клуба происходили?
Я тебе скажу так. Тихомирова (бас-гитарист «Кино» в 1985–1990 годах. — Esquire) все уважали, потому что понимали, что он прекрасный музыкант. Он играл не только в «Кино», но и в «Джунглях», разбирался и в музыке, и в инструментах. К Игорю, что называется, вопросов не было. Вот Густава (Георгий Гурьянов, барабанщик «Кино». — Esquire) действительно не любили! Не потому даже, что он был человеком довольно закрытым, но потому, что он подчас вел себя довольно высокомерно по отношению к другим.
Он, в принципе, денди, он высокомерен, с высоко поднятым носом.
Совершенно верно. Он был высокомерным, в первую очередь по отношению к коллегам. Он мог попросить барабаны на концерт и благополучно их порвать и никак это не компенсировать. Мало того что барабаны тогда стоили больших денег, их еще было довольно сложно достать. Их надо было именно «доставать»! А Густаву было все равно. Иногда он вообще делал это довольно демонстративно.
Я помню концерт «Кино» — мы тогда только получили чешскую барабанную установку и дрожали над ней, естественно. Вышел дикий спор: выставлять или не выставлять ее для «Кино». Наш завпост орал: «Увидите, чем закончится!» Закончилось тем, что Густав демонстративно, после окончания последней песни воткнул палочки в рабочий барабан. Я была в бешенстве. С Густавом было бесполезно разговаривать, ему действительно было наплевать. Я говорю: «Витя, ну твою мать, ну мы же просили по-человечески!» Поэтому многие, конечно, на Гурьянова злились.
Кстати, если говорить о Густаве, согласна ли ты, что Цой перед ним благоговел?
Я думаю, что да. Юрик очень мягкий человек, он не очень хотел быть публичным. Чем меньше народу с ним общается, тем лучше. А Густав — да, конечно, привлекал внимание. Он действительно красивый парень. Ну, мельтешил потом там Африка (