Николай Рерих и последний крестовый поход в поисках утраченного Храма Судьбы
Художник и археолог Николай Рерих всю жизнь мечтал, чтобы в его трудовой книжке было написано «религиозный гуру». Чтобы этого добиться, ему пришлось пойти на большие приключения.
Бесконечный майский питерский закат светит в огромное окно. Рядом с окном — уютное кресло, в котором лежит мальчик, заложив пальцем книжку и забыв уже о ней: он пристально смотрит на небо. В солнечном луче летают пылинки, и кажется, что ночь не придет никогда.
У Николая Рериха, появившегося на свет в 1874 году, было безоблачное дореволюционное детство в интеллигентской питерской семье. Папа, известный нотариус и либеральный общественный деятель, постоянно приглашал полный дом умных и веселых друзей: ученых, художников, писателей. Мама, с девичества приученная к купеческому хлебосольству, умела сделать так, чтобы все были обласканы и накормлены. Зимний сезон общения и учения сменялся летним раздольем в деревенском имении.
Николай довольно рано решил, что хочет учиться на художника. Отец его со скепсисом отнесся к этой блажи. У него самого не было возможности окончить университет: внебрачный сын помещика, он начинал в должности железнодорожного счетовода и, занимаясь непрерывным самообразованием и самостоятельно налаживая связи, сумел сделать успешную карьеру. Поэтому для старшего сына у него имелся четкий план: юридический факультет, государственное поприще, блестящее будущее.
Когда пришло время определяться, Николай нашел оригинальное решение: в 1893 году он поступил разом и на юрфак, и в Академию художеств к Архипу Куинджи.
Начались сумасшедшие студенческие годы, когда надо было разом успеть все: лекции, рисование, экзамены, еще занятия на историческом и археологические раскопки! Для юного и увлекающегося Рериха это были экспедиции в стиле Индианы Джонса: охота за таинственными сокровищами и магическими артефактами, ночевки в дремучих лесах, лишения, опасности...
Конечно, на самом деле это были просто вылазки в окрестности Питера в студенческие каникулы. Однако спустя тридцать лет юношеская мечта Рериха сбудется. В его жизни было такое количество скитаний, открытий, шпионских заговоров и смертельных опасностей, что их хватило бы на Индиану Джонса и Лоуренса Аравийского, вместе взятых!
Взлет
Тем временем фортуна готовила Рериху ворох подарков и авансов. Его карьера складывалась хоть и не по папиному сценарию, но самым головокружительным образом. Дипломное полотно «Гонец» было тут же приобретено Третьяковым, Рериха премировали поездкой по Европе, взяли на стажировку к известным французским мастерам.
В то же время на даче у друзей он познакомился с петербургской красавицей из родовитой семьи, Еленой Шапошниковой (ее мать была из рода Голенищевых-Кутузовых), и начал за ней ухаживать. Родители Елены были против этой связи. Они вообще всячески берегли дочь от артистической среды, не дали ей в свое время поступить в консерваторию, так как считали, что участия в студенческих волнениях плохо скажутся на перспективах выгодного брака.
Дочку в итоге все-таки проглядели. Рерих так увлек ее знакомствами с самыми знаменитыми художниками своего времени, романтическими поездками на раскопки и своим рыцарским поклонением, что через два года, в 1901-м, влюбленные обвенчались в церкви при Академии художеств.
Дальше карьера Рериха только набирала обороты: его выставляли в России и за рубежом, он стал известен как академический исследователь древнерусской иконописи и зодчества, участвовал в дягилевских «Русских сезонах» в Париже, его избрали председателем основного российского художественного общества «Мир искусства» и назначили директором Художественной школы.
В 1910 году Рерих, еще не достигнув сорока лет, уже был уважаемым профессором и художником мирового уровня. Елена организовывала в их доме званые вечера, на которые собирался цвет петербургского общества, чтобы поговорить об искусстве, индийской философии, мистике и заняться модным в то время столоверчением. Она участвовала во всех делах и поездках мужа, успев тем не менее родить ему двоих сыновей. Это было парадоксальное счастье, счастье художника, который получил признание при жизни, да еще и образцовую семью в придачу. Конечно, как в фильмах, которые начинаются с кадров идеального дома с солнечной лужайкой, что-то должно было пойти не так...
Конец счастливой эпохи
Беда подкралась незаметно и постепенно. Сначала как очередной парламентский кризис, потом переворот, война, революция... Картины перестали продаваться, бытовые проблемы вроде трудностей с покупкой дров и привычной еды становились все катастрофичнее. Однако долгое время казалось, что жизнь вернется на круги своя, стоит только перетерпеть.
Семья Рерихов поняла, что настала пора что-то предпринимать, когда постоянный стресс и бытовые неурядицы переросли для Николая в хроническую пневмонию. Надо было выбираться из промозглого города, который лихорадило в преддверии революции.
Осенью 1916 года, собрав студию и кое-какие пожитки и законсервировав петербургский дом, Рерихи отправились в Карелию. Чувствовал ли Николай, закрывая двери, что их былая благополучная жизнь с чаем под абажуром, с уютным чтением у камина, с гостями и всем тем, что он так любил и помнил из детства, навсегда проваливается в небытие? Едва ли. На даче Рерих с новыми силами и надеждами взялся за работу, он планировал вернуться домой с новым циклом картин, даже радовался вынужденному затворничеству.
Однако новости, которые доходили к ним в леса, становились все страшнее. Революционная Россия явно не была комфортным местом для маститых профессоров и художников державной старины. Вскоре карельская дача оказалась на территории воюющей с Россией Финляндии. Опять надо было сниматься и двигаться дальше, в безопасность, туда, где военный кризис еще не заслонил от людей искусство. Друзья в эмиграции помогли Рериху устроить несколько выставок в Финляндии и Швеции, совместно с Леонидом Андреевым они организовали кампанию против варварства большевиков. А в 1919 году семья художника переехала в Лондон.
Для Елены это был восхитительный глоток знакомого воздуха светских салонов, возвращение к нормальной жизни, театры, новые книги для мальчиков, возможность сшить новое платье, в конце концов. Для Николая — необходимость практически с нуля начинать жизнь, когда тебе за сорок и ты привык, что твое имя само открывает все двери. Впрочем, кое-что от былой славы работало на него и здесь.