«Я испытал реликтовый ужас». Кураев, Проханов, Медведев и Рубинштейн рассказывают, что делали в августе 1991 года
Почему они выходили на улицы или предпочитали сидеть в кабинетах, как они оценивают случившееся в августе 1991-го сейчас и считают ли реальным повторение подобной революции в современной России
Лев Рубинштейн, поэт
Я находился на съемной даче в Жаворонках, встал рано утром и увидел, как на крыльце стоит задумчивый хозяин дачи — полковник танковых войск в отставке. Он стоял и сомнамбулически говорил сам себе: по Минскому шоссе танки идут в сторону Москвы (это он по звуку определял). Потом он посчитал: 24 единицы (может быть, тоже по звуку). Чтобы понять, что происходит, я включил радио «Свобода».
Чуть-чуть походил по даче, пытаясь всматриваться в лица дачников, но с изумлением понял, что никого эти события не интересуют: кто-то собирал яблоки, кто-то шел с корзинкой за грибами в лес.
Приехав на Белорусский вокзал, я увидел на Триумфальной площади толпу, которая собиралась и куда-то двигалась, подойдя к своему дому на «Маяковской» — одинокий танк. Дома я стал обзванивать друзей.
Вечером мы пошли с поэтом Тимуром Кибировым к Белому дому, но ходить по улицам было нельзя, потому что действовал комендантский час. Однако на улицах было полно народу. Иногда встречались менты, и мы рефлекторно от них сторонились. Но по их физиономиям было видно, что они на нашей стороне. Им полагалось нас задерживать, но они демонстративно отворачивались, когда видели нас. Это было очень странно.
Был страх, который в отдалении был сильнее, чем рядом. Он улетучивался по мере приближения к Белому дому. Мы видели множество людей, встречали знакомых. В толпе было дружно, все готовы были друг друга защищать. Ждали, что может случиться что-то дурное, но в это не верилось. У Белого дома я пробыл до открытия метро, потому что весь вымок под дождем и думал поехать домой переодеться. Хотел проспать час, но рухнул и проспал три. Вышел на улицу и увидел, что в переулке рядом стоит автомобиль с открытыми дверьми — из него звучит радио, а вокруг него группа людей. Я спросил, что происходит. Какая-то тетка мне сказала: «Все, они сбежали!» — «Кто?» — «Ну эти, чекисты». Мы были не знакомы, но я ее обнял.
Свободы сейчас стало меньше, чем в 1991-м, но ее все равно больше, чем в начале 1980-х. ГКЧП опять победил. Только не те, старые, которые стали уже антропологически непривлекательными, а новые, моложавые поджарые чекисты со стальными глазами. Я не знаю, способны ли сегодня люди выйти и так же защищать демократию. В один день большинство может оказаться апатичным, а в другой выйти на улицы. Это невозможно предугадать.
Сергей Медведев, комментатор и ведущий программы «Время» в 1991 году
Самые яркие эмоции в жизни я испытал в течение трех дней августа 1991-го. 19-го числа я должен был вести программу «Время». Сел за руль своих «жигулей» и поехал в редакцию, чтобы готовиться к выпуску. По дороге я увидел, как вдоль Садового кольца плотно стояла военная техника. Уже в редакции стало ясно, что надо ехать в город, чтобы рассказать о том, что происходит.
Но по новым правилам, введенным ГКЧП, на телевидении появился его уполномоченный — полковник КГБ. Мы не знали, как он выглядит, не знали его фамилию, поскольку он сидел в здании через дорогу от нас. Этот полковник должен был согласовывать все разрешения на съемку. Но, по сути, всем распоряжался главный редактор телеканала Ольвар Какучая, который и подписал разрешение.