Небо и море люблю одинаково…
Ты не можешь его помнить, – решительно возражали мои родители на протяжении многих лет.
Мамин отец, командарм Станислав Гилярович Поплавский, скончался, когда я училась в начальной школе, и его двухметровая фигура, красивая седина и строгий, слегка ироничный взгляд – до сих пор перед глазами. Дедушки по отцовской линии не стало, едва я научилась ходить и произносить первые слова, образ Ивана Васильевича Рожкова присутствует в уголках памяти фрагментарно, например, его длинные и тонкие, как у музыканта, пальцы.
– Иван Васильевич, у вас, наверное, в роду были аристократы, – однажды заметила невестка, моя мама, взглянув на его руки.
– Что ты, Изочка, я из совсем простой семьи, мой брат Федор до конца жизни себя называл «Хведя»…
В отличие от генерала армии С. Г. Поплавского, имя которого неоднократно фигурирует в трудах военных историков, генерал-майор авиации И. В. Рожков упоминается редко. Покоится, как и его сват, которого он никогда не называл, как другие, Стасиком, а тем более, как сейчас принято, Стасом, – только Славой, – тоже на Новодевичьем кладбище. Обрадовала недавно появившаяся статья о Рожкове в Википедии, однако сведения в разных источниках не совпадают. Так, год рождения указывается 1895 и 1898. Достоверна вторая дата, именно она написана на надгробном памятнике, также мой отец говорил, что его папа не дожил до 70 лет (умер в 1965‑м). Возможно, Иван, ушедший на фронт в Первую мировую войну рядовым, прибавил себе годы, как делали многие.
Происхождение, согласно анкетным данным: «русский, из крестьян, родился в селе Михайловка Железногорского района Курской области». Здесь маленькая неточность: это – не село, а довольно большая помещичья слобода с интересной историей. До начала XVIII века она звалась Понашевка, местная легенда гласит, что два родных брата, влюбившись в одну красавицу, устроили в этих краях поединок на ножах, кто победил, неизвестно, а место стали величать «Поножовкой » или «Понашевкой». Петр I подарил Понашевку фельдмаршалу Б. П. Шереметеву, тот переименовал ее в честь своего сына Михаила. В Михайловке действовало училище от Славяно-греко-латинской академии, а в конце XIX столетия появились театральное и музыкальное общества, открылись фотосалоны, позже – синематограф, который, возможно, юный Иван и «Хведя» посещали.
В апреле 1918 года Рожков ушел добровольцем (опять же, как Поплавский) в Рабоче-крестьянскую Красную армию и сразу оказался в пучине сражений: воевал в составе кавалерийского полка на фронтах против Колчака, Петлюры, Деникина. Получил серьезное ранение, однако, быстро подлечившись в госпитале, в сентябре 1920 вернулся в строй, служил командиром эскадрона.
Еще подростком, увидев однажды демонстрационный полет на аэроплане, Иван «заболел» воздухом. Гражданская война завершилась для него в декабре 1922 года, и он поступил учиться в летную школу, а позже, в 1926 году, окончил Курсы усовершенствования командного состава в Новочеркасске. И мечта сбылась: с мая 1932 года он – командир 9‑го авиаотряда в Ростове, затем возглавлял авиаэскадрилью. И в мае 1936‑го офицер, которому еще не исполнилось сорока лет, в мирное время получает высокую правительственную награду – орден Ленина. Свой второй орден Ленина он получит в 1945‑м – за три месяца до Победы.
Рожкова
В середине двадцатых годов дедушка познакомился с юной Людмилой Бышко, суровый военный и романтичная красавица полюбили друг друга и поженились, родился сын Евгений – мой будущий отец. К сожалению, семейное счастье длилось не слишком долго. Бабушка Люся, которой суждено было прожить всего лишь 32 года, дважды спасала своего единственного ребенка: первый раз, когда загорелось общежитие-муравейник, где находилась их комната. Невысокая худенькая женщина выбралась по пожарной лестнице, ее одежду и волосы охватил огонь, а 6‑летнего Женю она тащила на спине, и, как позже вспоминала, почти не чувствовала тяжести. Второй эпизод стал фатальным: во время войны, выхаживая заболевшего тифом сына, заразилась, и ее слабое сердце не выдержало. На плохо сохранившемся фото – приехавший с фронта Иван Васильевич обнимает за плечи 13‑летнего подростка, две осиротевшие фигуры скорбно застыли у скромного памятника с надписью: «Людмила Рожкова, 1942 год».