Бесстрашное величие
Как возвышенное научилось быть смешным
Для великого человека (п)оказаться смешным — несообразным, профанированным, мелким, обыденным — недопустимо: верховная власть — это церемониал, трепет и тайна. Ольга Федянина рассказывает, как поддерживалось такое положение дел и как оказалось преодолено.
Фразу «от великого до смешного один шаг» (на самом деле — «от возвышенного до смешного») придумал не Наполеон, но Наполеон сделал ее крылатой. Так император говорил, сокрушаясь по поводу своих военных поражений, мол, фортуна переменчива. Наполеон был парвеню и мономаном, оказаться посмешищем для него было персональным оскорблением судьбы. Но и династические властители берегли себя от таких переживаний — если не ради человеческого самолюбия монарха, то ради достоинства короны.
На самом деле забота о сохранении пафоса власти лишь частный случай разделения жанров. Великое и смешное не должны смешиваться.
У Аристотеля комедия и трагедия различаются не только сюжетами, но и набором персонажей — в трагедии неуместны смешные случаи и простолюдины, в комедии неуместны представители высших иерархий и интриги со смертельным исходом.
Разумеется, культура знает, что профанация и величие могут сосуществовать — в порядке исключения. Шекспир не удерживается от комических вставок в трагедиях — но это именно интермедии. А если внутри действия, то какой-нибудь шут в «Короле Лире» — только по должности шут, ничего смешного вы от него не дождетесь, сплошной философский пафос. А царственное лицо в комедии — это либо кто‑то не старше герцога, либо Оберон или Просперо, то есть сказочный персонаж, в реальной жизни не при исполнении. В финале мольеровского «Тартюфа», который формально тоже комедия, спасает всех «королевский офицер» — посланник, замена табуированного короля.
Дон Кихот, один из самых пафосных героев мировой литературы, идет навстречу насмешке так же бесстрашно, как и навстречу гибели, его величие рождается из двойственной природы этого бесстрашия. Но Дон Кихот — даже не герцог.