Белый дом и черные птицы
Вид из окна – это все-таки невероятно важно. Можно все поменять в своем доме, включая канализацию, консьержку и почтовые ящики. Но вид не поменяешь никогда.
Если первое, что хочется сделать, подойдя к окнам, это поплотнее закрыть шторы или опустить жалюзи, значит, надо съезжать. Вы здесь жить не сможете. Да и с какой стати? Когда столько прекрасных видов на земле. Раньше я любил их коллекционировать. Париж – это тысячи крыш всех оттенков серого. Свинцовый простор, ветер и трехцветный флаг, плещущий вдали. Vive la France! В Лондоне, где бы я ни жил, мой взгляд всегда почему-то упирался в кирпичную стену напротив, отполированную временем и дождями до цвета запекшейся крови. А Петербург – это, конечно, дворы-колодцы, замурованные в кладбищенскую тишину, где только и слышно, как грохочет, взмывает и падает с диким скрежетом лифт-инвалид аккурат на две персоны.
Недавно в Амстердаме меня восхитили огромные окна в пол. Какой же оттуда открывается замечательный вид на воду, каналы! И какая там должна быть прекрасная жизнь! При этом никаких занавесок и штор. Можно любоваться на белые стены со средневековыми балками, на уютные лампы, озаряющие потолки и темные картины в тяжелых рамах. Представлять, какие люди там живут, какие книги читают, как глядят на себя в старинные зеркала, мерцающие в глубине комнат. Никогда я этого не узнаю. Чужая жизнь проплывает мимо со скоростью экскурсионного катера, бороздящего канал под механическую скороговорку экскурсовода.
В Москве окна моей квартиры выходят прямо на Белый дом. Идеальная заставка для какого-нибудь федерального канала или CNN. Я даже не знаю, нравится мне этот вид или нет. Просто есть некая данность пейзажа и судьбы: я тут живу. Белые, как рафинад, стены, черные шеренги лимузинов, небольшой, но ухоженный сад, где в июне поют соловьи и дурманяще пахнет сирень, что чувствуется даже на восьмом этаже. Впрочем, могу засвидетельствовать: никого в этом саду, кроме рабочих с тачками и шлангами для полива, не бывает. Раньше туда забегали стаи бездомных собак. Они облюбовали мраморные ступени перед парадным входом и возлежали живописными группами прямо под сенью бьющих фонтанов. В какой-то момент собаки исчезли. Судьба их мне неизвестна, зато к воротам были приварены огромные уродливые куски железа, чтобы ничто живое и постороннее