Куклы романтизма
Есть ли в мире бездушной и безжалостной техники место для романтиков? Филолог и искусствовед Арсений Дежуров исследует для «Правил жизни» опыт людей XIX века, впервые вступивших в противоборство с системой вещей, и обнаруживает главное свойство любой возвышенной натуры.
Если я предложу вам на выбор провести ночь в покойницкой, то (минуя несущественный вопрос, какое место я занимаю в индустрии развлечений) какой бы морг вы выбрали: тот, в котором содержатся обычные постояльцы – бездвижные, неприятные на вид предметы, так досадно напоминающие недавно живых людей, или другой, где покойник резвится и оживленно болтает, рассеянно вынимает из кармана пригоршню червей, полезши за портсигаром, предлагает прогуляться по олуненной дорожке? Что бы вы предпочли?
Ответ предсказуем. Общество трупов радует лишь редких оригиналов и любителей египетской старины. Людям попроще привычней обычные покойники, те, что не цепляются за видимость безнадежно ушедшей жизни.
Ожившие мертвецы – вещь, в общем-то, древняя. Говорят, раньше их было полным-полно в Валахии и Трансильвании, в древних мифах, но еще больше их в народной болтовне и в прискучивших однообразных триллерах на исторической основе народной болтовни и романтических сюжетов из XIX века.
Что такое романтизм, можно рассказать в двух словах. До конца XVIII века человек смотрел на себя словно со стороны, но внутренний мир давал о себе знать, расширяясь от эпохи к эпохе.
К концу XVIII века интеллигентные, добрые, умные люди решили спасти при помощи разума для начала французский народ, написав в конституции 1793 года: «Цель борьбы – счастье масс». Франция утонула в крови, а термидорианский переворот уничтожил все достижения революции. И вот тогда европеец, пригорюнившись, поняв, что ничего не может изменить вовне, бежал в свой внутренний мир и там увидел двери – огромные, прекрасные… Он распахнул их и увидел предивный мир – в него вмещалось то, что видели все, но еще и всяческие штуки, которых снаружи никто не разглядит, вечно производимые фантазией. И посреди этого мира стоял золотой трон, на котором пламенела надпись: «Каждый человек… (зачеркнуто)… Ты достоин трона!»
Вот так случилась великая перемена в понимании человеком себя в пространстве и времени: с начала XIX века и навсегда человек стал ценить в себе внутренний мир больше, чем внешнее существование. Это и называют романтизмом.
Внутренний человек постоянно меняется, в отличие от внешнего, если глядеть на нас со стороны. Ну кто мы такие, если взглянуть снаружи? Столоначальники, надворные советники, студенты (в будущем надворные советники), домохозяйки, нищие музыканты, нищие поэты (Гофман), разбойники, разочарованная молодежь (Байрон), безвестные рыцари, безвестные евреи, лесные разбойники (Вальтер Скотт), цыганки, горбуны, маньяки (Гюго), индейцы и следопыты (Фенимор Купер). Но это только снаружи. Стоит заглянуть в наш внутренний мир – и открываются дали помасштабнее вашей трехмерной реальности.
Все, что внутри, неосязаемо, но оно есть! А все, что снаружи, пусть его можно пощупать, – сомнительно, это всего-навсего предметы, омертвелые идеи. Как все конечное, они обречены на смерть. А стоит ли привязываться к тому, что рано или поздно закончится?
И вот романтики стали создавать свою философию во фрагментах, отрывках никогда не бывшего целого. Все их «фрагменты» противоречат друг другу, некоторые – всего несколько бессвязных слов, иные содержат какую-то законченную сентенцию, выводы которой будут разрушены другой через пару страниц… Но отсутствие системы не есть отсутствие философии.