Мальчик и дерево
Алексей Сулима о том, как важно держаться корней в прямом и переносном смысле.

Клен густым кустарником рос перед самой калиткой. Его ветви изящными стрелами щерились во все стороны и были густо покрыты крупной листвой. Это было корейское дерево, семена которого завезли мои корейские предки, депортированные в 1938 году из Приморья в Среднюю Азию. Посадил его мамин отец Виктор, а именно Виктор Ен-Мунович Ли, и клен быстро разросся, отвоевав себе пространство у забора до самого ларька с ледяной водой на уютной улочке города Фрунзе. Виктора я никогда не видел, мама почти ничего про него не рассказывала, так что яркие сапиндовые заросли были единственным нашим с дедом посредником.
Растению крепко от меня доставалось: когда я ходил в детский сад, стройные ветки идеально выполняли роль меча или стрел, ну а в школьные годы в ход пошли уже листья, которые собирались в пышный зеленый мяч для игры в лянгу. От чеканки шар лохматился и довольно быстро разлетался, распространяя немного резкий сладковато-кислый запах, поэтому все клены в округе страдали от нашего увлечения.
Школьные неприятности тоже не сулили кусту ничего хорошего — моя злость и ярость обрушивались на узорчатую листву ударами рук и палки, а однажды, после обидной двойки, я закинул в заросли рюкзак.
Но как бы варварски я ни поступал, в глубине души я чувствовал некоторую нежность и привязанность к клену, к его изящным ветвям, медовому запаху по весне и вечной свежести. Возможно, потому, что когда-то его родина — Корея — так и называлась: Страна утренней свежести (Чосон).
В последние деньки августа, перед походом в первый класс, я величественно ходил взад и вперед мимо кустарника с подаренным мне по такому случаю красным ранцем, доверху набитым тетрадками на 36 листов, пеналом и прочей канцелярией. И клен одобрительно шумел, глядя на мой импровизированный парад.
А когда во втором классе я потерял новенькую куртку, клен вместе со мной расставался с деталями своего «наряда». Я сидел под ним и тихонько плакал с досады, обрывая хрупкие черенки листвы от веток. Но кусты, налитые яркими красками от спелого абрикосового до глубокого карминного, лишь тихонько покачивались, утешая меня.