Коллекция. Караван историйЗнаменитости
Беата Маковская. Одесский дворик
Я, конечно, не думала, что после "Ликвидации" проснусь знаменитой. Но все же рассчитывала, что меня будут чаще приглашать в кино. Фильм получил множество наград, это был невероятный зрительский успех. Однако все, услышав, что я играла в "Ликвидации", до сих пор с удивлением спрашивают: "Да? А кого?"
Мама назвала меня Беатой из большой любви к искусству. Она обожала кино и польскую актрису Беату Тышкевич. Считала ее эталоном красоты. Помимо кинематографа мама глубоко уважала Карла Маркса, проштудировала все его труды. Будучи беременной, пообещала: «Если будет мальчик, назову Карлом!» Но родилась девочка...
Беата в переводе с латинского означает «счастливая, блаженная». Не могу сказать, что соответствую имени, но я довольна им. Хотя в детстве мне оно страшно не нравилось. В школе никак не могли запомнить, как меня зовут, обидно коверкали: «Бьята, Бьянка, Ебиата?» В старших классах, посмотрев одну умную передачу, поняла, как важно, чтобы у тебя было редкое имя. Например кто-то говорит: «У Ольги-то муж уехал на заработки» — и все гадают, у какой Ольги, какой муж? Этих Олек вокруг — пруд пруди! А если скажут: «Беата поехала в Москву на пробы», все сразу понимают — речь обо мне.
Родилась я в роддоме № 7 в самом центре Питера. Моя семья не имела никакого отношения к кино. Мама была рабочей на ЛОМО, где производились оптические приборы и оборудование. Отца своего я не видела лет до четырнадцати. Родители разошлись еще до моего рождения. Потом папа появился в моей жизни, стал помогать. А воспитывала меня бабушка. Я росла послушным любознательным ребенком. Мечтала стать ветеринаром, потом журналистом и совершенно не собиралась быть актрисой. Но в десятом классе пошла за компанию с подружкой поступать в киношколу на «Ленфильме»: меня взяли, а ее нет. Получилась классическая история из фильма «Старшая сестра», когда приемной комиссии понравилась героиня Татьяны Дорониной.
Бабушка была уверена, что в кино попадают люди особенные, знакомые режиссера или его дети. Помню, смотрим какой-то фильм по телевизору.
— Ну, этот мальчик явно блатной!
— Бабушка, ну что ты говоришь? По улицам ходят ассистенты и предлагают всем встречным: «Девочка, хочешь сниматься в кино?»
Я действительно так думала, потому что видела фильм с этим названием. А когда попала наконец на съемочную площадку, поняла, что бабушка была права: девяносто процентов актеров — знакомые, родственники и друзья режиссера.
В восемнадцать лет я поступила в «Школу русской драмы» при Александринском театре. Ее открыл Игорь Олегович Горбачев — народный артист, лауреат Государственной премии. Это были чудесные годы. Нам преподавал прекрасный мастер Семен Семенович Сытник. После окончания весь наш курс — девятнадцать человек — взяла в свой Детский драматический театр «На Неве» Татьяна Аркадьевна Савенкова. Вот уже двадцать пять лет там работаю. Я по знаку зодиака Рак, мне трудно менять что-то в жизни. Сколько раз мне говорили: «Ну сколько можно там работать?! Неужели не надоело играть всяких букашек-таракашек?» Но я просто привыкла, вокруг все родное: гримерка, буфет, коллеги, сцена...
Первое время в театре у меня были эпизодические роли, по большей части с двухминутным диалогом. Потом наконец пошли крупные. Кого только я не переиграла: Жабу, Повариху, графиню Вишню, Разбойницу, лису Алису, Кормилицу...
Однажды мы с одним актером, коллегой по театру, поехали на «Ленфильм», оставили фотографии в актерском отделе, со всеми познакомились, посидели потрепались о том о сем. И очень быстро меня пригласили на какой-то эпизод в сериал. Это был 2001 год. Я попала практически во все проекты «Ленфильма»: «Улицы разбитых фонарей», «Черный ворон», «Брежнев», «Питер FM». Сериал «Черный ворон» о судьбе аферистки-колдуньи сразу стал популярным у зрителей благодаря прекрасному дуэту Татьяны Ткач и Анны Самохиной. Моя Элла Аристарховна соблазняла одного из героев. Роль маленькая, но зато три дня меня снимали и кормили.
Первое время на съемочной площадке я страшно комплексовала, мне казалось, что вокруг меня боги, сошедшие с Олимпа. Но оглядевшись, поняла, что актеры — обыкновенные люди: они и опаздывают, и текст забывают, и порой приезжают с бодуна. А я, оказывается, дисциплинированный и ответственный человек.
До сих пор храню одну тетрадку, в которой описала все свои пятьдесят две роли. Вот попаду когда-нибудь в Дом престарелых для творческих работников, посажу в кружок соседок-старушек и буду рассказывать им, где снималась и кого играла. Если не поверят, я им эту тетрадку предъявлю: там даты, место съемок, режиссеры. Память-то к тому времени у меня уже будет плохой...
Однажды моя подружка Наташа Ткаченко, актриса Театра комедии, поехала к Сергею Урсуляку на пробы в «Ликвидацию» и взяла с собой в Москву несколько фотографий, в том числе и моих, чтобы показать режиссеру. Вскоре меня вызвали на пробы Цили.
На «Мосфильме» у двери с табличкой «Ликвидация» было много народу. Вдруг из комнаты вышла ассистентка с папкой в руках и громко спросила: «Кто здесь Дельфин и Беата?» Из толпы выходим мы с одной девушкой. Все на нас посмотрели с удивлением. Как оказалось, девушку действительно звали Дельфин. Она пробовалась на роль Иды, любовницы главного бандита Чекана. Красавицу-польку в итоге сыграла Ксения Раппопорт.
Сергей Владимирович Урсуляк меня расспрашивал:
— Кого вы играете в театре?
— Мачеху в «Двенадцати месяцах», Жабу в «Дюймовочке»...
По его лицу было трудно догадаться, что он по этому поводу думает. Как мне показалось, особого восторга я у него не вызвала.
Я была девушкой с довольно плотной фигурой, с формами. То, что и требовалось. Моя героиня была женой Эммика, которого играл Александр Семчев. Я понимала, что по параметрам для Цили подхожу. Но мало ли?..
Прошло много времени, прежде чем мне позвонили с «Мосфильма». Женский голос скороговоркой спросил:
— Здравствуйте, Беата, вы в июле свободны?
— Да.
— Помните, вы пробовались в проект «Ликвидация»?
— Помню.
— Ну вот, вас почему-то утвердили, — сказала растерянно ассистентка.
Потом, уже на съемках, дяденька, отвечающий за звук, рассказывал, что на мою Цилю пробовались очень многие актрисы. Но они были или чуть моложе, или чуть старше, или стройнее, чем требовалось для роли.
Съемки «Ликвидации» проходили в Одессе. Именно этому замечательному городу по праву принадлежит главная роль в фильме. Не верьте тому, кто говорит, что старой Одессы больше нет! Она будет жить, пока жив хоть один одессит.
«Никаких примет современности!» — лозунг съемок соблюдался неукоснительно. Снимали картину не в построенных декорациях, а в настоящем одесском дворе на Молдаванке, на улице Колонтаевской, 21. Удивительное место! Казалось, время застыло — на дворе не 2006 год, а 1946-й.
Обитатели дворика жили в квартирах, не знавших ремонта. Обои в маленьких клетушках, по-моему, не переклеивались с послевоенного времени. Странно, что хоть унитазы работали. Ванных комнат не было.
Жара летом стояла неимоверная. На ночь двери никто не запирал. Все открыто: окна, форточки. В дверной проем ставили палочку под углом в сорок пять градусов, чтобы и прохладно было, и крыса не забежала.
Натуру почти не переделывали — разруха и серость двора вполне устроили режиссера. Только решетки на окнах первого этажа маскировали ставнями да газовые трубы прятали под диким виноградом. Вещи, одежду, реквизит костюмеры и художники картины покупали на барахолках. Никакой халтуры даже в мелочах.
В фильме появляется старинный трамвайчик, на котором начальник отдела Одесского УГРО Давид Гоцман гоняется за бандитами. Этот трамвай 1932 года выпуска привезли на съемки специально из Харькова. Мы долго снимали сцену с пианино. Его у кого-то из жителей одолжили. Грузчики таскали инструмент по лестнице несколько дублей. Причем надо было еще умудриться протиснуться мимо нас: тети Песи, Эммика и меня. Физически это было очень тяжело. На шестом дубле они зароптали: «Мы больше не понесем!»
Удивительно, что одесситы разрешили снимать фильм в их дворике: ведь они терпели неудобства от нашествия киношников. Их привычный распорядок жизни был нарушен. Кто-то рано уходил на работу, кто-то оставался дома. Как только раздавалась команда «Тишина! Мотор!», они дисциплинированно выключали свои телевизоры, надевали что-то нарядное, люрексное и усаживались как зрители на стульчики с «семачками». Во время перерыва могли принести попить водички актерам.
Весь двор операторская группа затянула каким-то парашютным шелком, из-за этого находящиеся внутри «шатра» были как в бане. И так сорок градусов, а тут вообще пустыня Сахара. И никто не сказал: «Что вы вытворяете, вообще?» Удивительные люди.
Один дядечка на втором этаже все время лежал в кровати. Кстати, в его квартире «жил» Давид Маркович. Мимо больного без конца сновали гримерши, операторы, режиссер и актеры, а старичок невозмутимо продолжал лежать в соседней комнате.
Киногруппа и жители двора мирно сосуществовали. Вечером жильцы возвращались к себе после работы с сумками с продуктами. Знали, что надо быстро прошмыгнуть через двор, когда выключена камера, а если идет съемка — тихо замереть на месте. Но никакого возмущения я не помню. Они безропотно терпели и ночные смены, и наши поздние уходы, и резкий свет осветительных приборов. Относились с пониманием к нашему вторжению...