Виктор Добронравов. Баловень судьбы
Часто спрашивают: "О чем вы мечтаете?" И я честно отвечаю: "Ни о чем". Ко мне сами приходят такие роли, после которых неловко мечтать о чем-то еще...
-Никогда не помышлял о ролях Онегина, Хлудова, царя Эдипа. Больше того — когда мы выпускали «Бег» в Театре Вахтангова, переживал, что слишком молод для Хлудова. Потом, уже после премьеры, наткнулся на биографию Владислава Дворжецкого. Оказывается, ему было всего тридцать, когда он сыграл эту роль в знаменитом фильме Алова и Наумова. Так удивился! Я был старше, а cчитал себя щеглом...
В принципе, если у человека есть какой-то вектор развития — работа, семья, — он чувствует себя взрослой, сформировавшейся личностью независимо от возраста. И я ощущаю себя зрелым мужчиной и актером — в профессии-то уже пятнадцать лет. А потом смотрю фотографии с премьеры «Царя Эдипа», состоявшейся два года назад, и думаю: «Какой же я тут зеленый!» В масштабах восприятия моего отца — точно щегол. Но для родителей дети всегда остаются детьми.
Прошлой зимой выступали с папой в финале телевизионного конкурса «Синяя птица». Девочка показывала гимнастический номер, а мы вдвоем пели «Ветер перемен» из фильма «Мэри Поппинс, до свидания». И я вдруг вспомнил, как много лет назад отец приходил ко мне в школу, когда был моложе, чем я сейчас, и мы с ним тоже исполняли эту песню. Круг замкнулся...
— Вы росли за кулисами, как большинство детей театральных артистов?
— Папа тринадцать лет проработал у Константина Аркадьевича Райкина, и я достаточно много времени проводил в «Сатириконе». Облазил весь театр — от подвала до колосников. Иногда помогал капельдинерам — считал деньги за проданные программки. Однажды сам вышел на сцену в капустнике то ли в восемь, то ли в девять лет. Точно уже не помню.
Родился я в Таганроге. Мне был всего год, когда папа поступил в Воронежский институт искусств и мы переехали. До этого он несколько лет безуспешно штурмовал театральные вузы Москвы, пока мудрые люди не надоумили переориентироваться на какой-нибудь другой город. Папа выбрал Воронеж и с первого раза попал на актерский факультет. Потом в этот же вуз поступила и мама.
В свое время был очень популярен мультик «Котенок с улицы Лизюкова». Я прожил на ней пять лет — в общежитии Института искусств. Наша семья занимала там одну небольшую комнату. Когда мне исполнилось шесть, родился младший брат. Помню, как папа повесил шторку посреди наших «хором», отгородив взрослую половину от детской, на которой спали мы с Ванькой.
В 1990-м в Воронеж приехал «Сатирикон». Несколько молодых артистов упросили Райкина их посмотреть. В результате Константин Аркадьевич взял к себе Сергея Дорогова, Михаила Вандышева, Александра Журмана и папу. В Москву он отправился без нас. Решил осмотреться, обустроиться, а потом уже перевозить семью. Мы с мамой и братом временно переехали к бабушке в Таганрог. Там я пошел в первый класс.
В столицу перебрались в августе 1991-го. Так началось мое театральное детство. «Сатирикон» в то время был большой семьей. Артисты почти все молодые, у многих — маленькие дети. Я дружил с Сашей Урсуляк, Полиной Райкиной. Жили мы недалеко от театра в Марьиной Роще. Я и сейчас там живу, только в другой квартире. Очень люблю свой район и не хочу никуда переезжать.
К Москве привык не сразу. По сравнению с Таганрогом — зеленым южным городом на берегу Азовского моря — она казалась довольно мрачной и негостеприимной. Во втором классе ходил в обычную школу, а в третьем меня перевели в школу-интернат № 16, которую я благополучно и окончил.
Мама с папой много работали, и круглосуточная форма обучения для них была удобнее. В случае необходимости ребенка всегда можно было оставить в школе. Я и сам любил проводить там время: условия прекрасные, учителя замечательные и кормили нас четыре раза в день. Как-то заглянул в интернат после выпуска, и повара сразу потащили в столовую: «Ой, Витюшка, какой молодец, что пришел! Сейчас угостим тебя чем-нибудь вкусненьким!» Со многими ребятами до сих пор поддерживаю связь. В прошлом году встречались классом. Не покидало ощущение, что прошло не восемнадцать лет после окончания школы, а восемнадцать дней.
Детство мое было счастливым — за что огромное спасибо родителям. Я и ребенком понимал, что жилось им непросто. Папа играл по тридцать два спектакля в месяц, а мама работала воспитателем в нашей школе и еще в двух местах. Лишних денег в семье не водилось, жили мы в маленькой квартирке. Единственную комнату папа разделил на две половины шкафом. При этом постоянно кто-то приезжал из Воронежа или Таганрога и оставался ночевать. И ничего — все как-то помещались.
Сейчас у меня растут две дочки. Им живется намного проще и комфортнее, чем нам с братом когда-то. И я хочу так воспитать своих девчонок, чтобы они знали цену деньгам и понимали, каким трудом достигается благополучие. Когда приезжаю к родителям в Подмосковье и вижу дом, который построил папа, испытываю огромную любовь и уважение. Все это заработано долгим и упорным трудом.
Мама заслуживает отдельной благодарности за то, что много лет, несмотря на трудности, поддерживала отца. Ни для кого не секрет, что он стал знаменитым и всенародно любимым артистом далеко за сорок. Но до этого момента надо было дожить, как-то продержаться. Папа всегда говорил маме: «Солнце, потерпи, потерпи. Все у нас будет!» Наверное, не каждая женщина на такое способна. Но без жертвенности и терпения невозможны настоящая любовь и семейная жизнь.
Есть притча, которая очень нравится папе, — о разных этапах любви. В начале романа мы любим каждый взгляд, каждый жест объекта обожания. Таким образом Бог показывает, к чему придем со временем, если наберемся терпения и пройдем все стадии совместной жизни. Вскоре наступают суровые будни: быт, дети, нехватка денег, ревность. Если выдерживаем испытания, то словно возвращаемся назад и нам опять дороги каждый взгляд, каждый жест близкого человека. Конечно, можно соскочить на «промежуточной станции», но тогда ни за что не попадешь в рай.
Мне кажется, эта притча дает правильное понимание семейной жизни. Вообще, все наши радости и горести заключены в нас самих. И счастье зависит не от каких-то внешних обстоятельств, а от того, как мы к ним относимся.
— Мама не жалела, что не состоялась в профессии?
— Несмотря на то что у мамы два высших образования, она посвятила себя семье. Сначала мужу и детям, а теперь уже и внучкам. У меня, как уже сказал, две дочки, у Вани пока одна, но мы не намерены на этом останавливаться, и в перспективе маму ждет маленький «детский садик»! Конечно, ей хотелось реализоваться. Она ведь человек творческий и до сих пор полна энергии. Но на все промысел Божий.
— Актерские гены у вас проявились рано?
— В школе часто выступал на вечерах и в «Сатириконе» участвовал в спектаклях, играл в «Багдадском воре», пел финальную песню в «Сатирикон-шоу», когда все артисты выходили на сцену. В пятнадцать лет стал заниматься в «Класс-центре» Сергея Казарновского, где уже доверяли серьезные роли, например Меркуцио в «Ромео и Джульетте».
Так что выбор актерской стези был вполне закономерным. Правда, сначала я подумывал о поступлении в «Гнесинку», поскольку в юности занимался вокалом и до сих пор пою. Одно время работал в мюзиклах, теперь периодически играю с друзьями в группе «Ковер-квартет». Мы музицируем в свое удовольствие, исполняем популярные песни в клубах, к нам приходят друзья и друзья друзей. Но в семнадцать лет после недолгих колебаний я все же решил: лучше буду поющим артистом, чем просто певцом.
Наша профессия открывает массу возможностей. Даже если по каким-то причинам ты не стал востребованным актером, можешь работать ведущим, озвучивать картины и мультфильмы, преподавать. В любом случае можно как-то реализоваться или хотя бы прокормиться, было бы желание. И я не очень понимаю некоторых людей, клянущих судьбу-злодейку, якобы не дающую им раскрыться.
Сам стараюсь не поддаваться унынию и не терять оптимизма. В юности любил фантазировать. Однажды задумался: «А вдруг мне оторвет ногу? Что ж, стану единственным одноногим артистом! Бегать, конечно, не смогу, а играть на саксофоне — запросто. Это же круто — одноногий саксофонист!» Наверное, позитивный взгляд на мир и вера в лучшее передались от родителей. Вообще, мудрые люди говорят: когда с тобой происходят какие-то драматические события, нужно спрашивать Господа не о том, за что тебе это дано, а зачем.
— Родители поддержали ваше решение стать актером?
— Папа сказал: «Хочешь в театральный — поступай. Но учти, помогать не буду. Если есть какие-то предпосылки к актерской профессии, ты должен всего добиваться сам». И был прав. Какой смысл продвигать сына или дочку, если дети сами ни на что не способны?
Поступал сразу в несколько вузов. Меня брали в ГИТИС на бюджет, но я хотел в «Щуку». Там для бесплатного обучения не хватило одного балла. Это стало трагедией. Я рыдал и боялся идти домой. Потом кое-как собрался с силами, пришел к родителям и попросил помочь. В 2000-м обучение на актерском факультете Щукинского училища стоило тысячу восемьсот долларов — бешеные деньги по тем временам. По крайней мере, для нашей семьи. Но папа сказал: «Ничего, сынок, поможем!»
— А почему хотелось именно в «Щуку»?