Александр Блок и Наталия Волохова. Снежный роман
Он пытался говорить о своих чувствах, но Волохова останавливала: "Любовь Дмитриевна была у меня на днях". — "Люба? И что она хотела?" — изумился Блок. "Вас дарила. Да только я не приняла. Простите!"
Был на исходе 1906 год. Декабрьская вьюга заносила сугробами подъезды домов, трепала расклеенные по городу афиши, извещавшие, что тридцатого декабря в Театре Комиссаржевской на Офицерской, 39 состоится премьера первой лирической драмы господина А. А. Блока «Балаганчик».
Еще в начале осени молодой, но уже знаменитый поэт принес в только что открывшийся театр Веры Федоровны Комиссаржевской свою «маленькую феерию». Он искал «выход из лирической уединенности», а обращение к драматургии приоткрыло волшебный мир кулис. Завязались интересные театральные знакомства и дружба с начинающим режиссером Всеволодом Мейерхольдом, вложившим в спектакль огромное количество новаций и выдумок.
Актеры приняли Блока с распростертыми объятиями. Восхищало полное соответствие внешнего облика и стихов, нравилась милая, застенчивая манера держаться. «Несмотря на молодость, Александр Александрович всем импонировал, все дорожили его словами, его мнением», — вспоминала актриса Валентина Веригина.
В театре на Офицерской происходило характерное для Серебряного века сближение всех видов искусства, переплетались творческие судьбы художников, музыкантов, актеров, писателей. По субботам устраивали вечера, на которые приглашались поэты-символисты Валерий Брюсов и Вячеслав Иванов, сотрудники редакции «Золотого руна» и «Аполлона», модные художники Лев Бакст, Сергей Судейкин, Николай Сапунов.
На первой же «субботе» Блок увидел Ее. Двадцативосьмилетняя актриса труппы Комиссаржевской Наталия Волохова была невероятно эффектна. Современники отмечали поразительную улыбку, бледное лицо, высокий тонкий стан, строгие, глухие темные платья. Поэта поразила не только необычная внешность, но и живой ум, удивительное обаяние, а также некая таинственность облика.
Яркой южной красотой Волохова была обязана Таврической губернии, где родилась. Рано оставшись без родителей, она воспитывалась в семье тетки в Москве. Там же получила образование. «Ее сверкающую улыбку и широко открытые черные глаза видели фойе и кулисы Художественного театра, где она училась, — пишет Веригина. — Ее красота, индивидуальность там уже были оценены по достоинству». Окончив драматические курсы при Художественном театре, Наталия успешно играла в Тифлисском театре и в антрепризах. «Мастерство и обаяние Волоховой не остались незамеченными липецкими театралами, — восторженно писала газета «Липецкий сезонный листок» от тринадцатого июня 1904 года. — Волохова проявляет столько выразительности, такой захватывающий своеобразный драматизм, которые способны глубоко проникнуть в душу зрителей». В 1906 году по приглашению Комиссаржевской актриса поступила в ее театр. Кстати, настоящая фамилия Наталии была Анцыферова, Волохова — сценический псевдоним.
Блок страстно увлекся: «Вот явилась. Заслонила всех нарядных, всех подруг...» Тесному общению актрисы и поэта способствовали и репетиции спектакля «Балаганчик», в котором Наталия играла роль Влюбленной. Блок сидел в зале и не сводил с нее глаз: «Я был смущенный и веселый. / Меня дразнил твой темный шелк». Каждый вечер он пропадал в гримерной, которую актриса делила с Валентиной Веригиной и Екатериной Мунт. Наталия Николаевна какое-то время не догадывалась, ради кого эти частые посещения, но однажды узнала правду. «Я только что увидел это в ваших глазах, только сейчас осознал, что это именно они и ничто другое заставляют меня приходить в театр», — признался поэт.
Тридцатого декабря давали первое представление «Балаганчика» — пьесы «далекой от надоевшей действительности». После закрытия занавеса несколько секунд стояла мертвая тишина — растерянная публика в зале пребывала в оцепенении. И вдруг началось — гром аплодисментов сливался с топотом, свистом и криками «Безобразие!». Солидные люди спорили, бранились, готовые чуть ли не вцепиться друг в друга. Мейерхольд, только что в роли Пьеро кричавший ошеломленным зрителям: «Помогите! Истекаю я клюквенным соком!», заметил, как в проходе партера некая почтенная старушка с седыми буклями яростно свистела в ключ. Эта пламенная театралка так понравилась Всеволоду Эмильевичу, что он послал ей приветствие цветком, который держал в руке.
Наутро о постановке заговорил весь Петербург. А тем же днем на квартире актрисы Веры Ивановой отпраздновали премьеру в дружеском кругу, устроив «Вечер бумажных дам». Неистощимый на выдумки режиссер Борис Пронин придумал устроить бал, барышни должны были явиться на него в маскарадных костюмах из гофрированной бумаги поверх вечерних платьев, а кавалеры — в черных полумасках. Разослали приглашения: «Бумажные дамы на аэростате выдумки прилетели с луны. Не угодно ли Вам посетить их?» Веселились до утра. «Танцевали, кружились, садились на пол, пили красневшее в длинных стаканах вино, — вспоминала Веригина, — Блок казался нереальным, от загоревшегося чувства поэт стал трепетным и серьезным».
В тот вечер влюбленность Александра Александровича открылась всем, включая жену. Из гостей поэт уехал с Волоховой, Любовь Дмитриевна — с приятелем мужа литератором Георгием Чулковым, давно к ней неравнодушным.
На Новый год Волохова получила от поэта длинную коробку с великолепными красными розами, в которые был вложен листочек со стихами:
Я в дольний мир вошла, как в ложу.
Театр взволнованный погас.
И я одна лишь мрак тревожу
Живым огнем крылатых глаз...
Третьего января в седьмом часу вечера в квартире близкого друга поэта Евгения Иванова на Николаевской улице раздался звонок. Горничная побежала отворять. Так и есть — Блок. Простуженный Иванов, рыжий от бороды до зрачков, за что получил прозвище Рыжий Женя, поднялся и накинув клетчатый плед, выглянул в переднюю. Александр Александрович уже снял пальто и стоя перед зеркалом, стряхивал с кудрявых волос снег. Его посвежевшее с мороза лицо странно светилось.
— У меня в комнате жарко, Саша, а ты этого не любишь, — предупредил Иванов.
— За эти дни так мерз, что рад согреться.
— Мерз? Почему ты мерз?
— Бродил по зимнему Петербургу. Я влюблен, Женя!
— Влюблен? В кого?
— Я тебе стихи прочту, и все поймешь. — Он продекламировал два стихотворения, посвященных Наталии Николаевне. — Как тебе? В эти дни я много писал. Совсем потерял голову: так хочется воли, ветра, событий, перемены судьбы. Эта Волохова — дивная.
«Господи! Что будет? — испуганно подумал Рыжий Женя. — Как же Люба?» А Блок продолжал читать другу стихи и радоваться новому для него эмоциональному состоянию:
— Я влюблен, Женя! Ты вот болен, а я — во вьюге.
Именно как снежную стихию воспринимает поэт пришедшее чувство. Поначалу ему даже не хотелось никаких реалий — ни интрижки, ни обычной женской любви. Вихрь страсти, стихов, музыки захлестнул его, чтобы вылиться затем в туманные, завораживающие строки. За две недели января 1907 года он напишет тридцать стихотворений и вскоре преподнесет Волоховой маленькую изящную книжку. «Снежная маска» открывалась словами: «Посвящаю эти стихи ТЕБЕ, высокая женщина в черном, с глазами крылатыми и влюбленными в огни и мглу моего снежного города».
В этом романе их было трое: он, она и заснеженный Петербург. Зима 1906—1907 годов выдалась на удивление мягкой. С неба непрерывно сыпались пушистые хлопья, белой пеленой накрывая удивительный, призрачный город с его круто выгнутыми мостами, застывшими каналами и гранитными парапетами. Часто после спектакля они вдвоем гуляли по пустынным улицам. Блок знакомил Волохову со «своим» Петербургом. «Минуя пустынное Марсово поле, мы поднимались на Троицкий мост и, восхищенные, вглядывались в бесконечную цепь фонарей, — вспоминала актриса, — бродили по окраинам, по набережным, вдоль каналов, пересекали мосты. Александр Александрович показывал мне все места, связанные с его пьесой «Незнакомка»: мост, на котором стоял Звездочет, место, где появилась Незнакомка, и аллею из фонарей, в которой она скрывалась. <...> У меня было такое чувство, точно я получаю в дар из рук поэта этот необыкновенный, сказочный город, сотканный из тончайших голубых и ярких золотых звезд».
Иногда брали маленьких финских лошадок, запряженных в крошечные санки, и уносились на острова или в пригороды:
И снежные брызги влача за собой,
Мы летим в миллионы бездн...
Ты смотришь все той же пленной душой
В купол все тот же — звездный...
И смотришь в печали,
И снег синей...
Темные дали,
И блистательный бег саней...
Влюбленный, он ожидал от Волоховой отзыва, но «зимняя» любовь и впрямь оказалась холодной, безответной... Актриса очень ценила поэта, но чувств к нему не испытывала. По свидетельству подруги, она была неравнодушна к совсем другому мужчине, с которым не так давно рассталась и которого пыталась забыть. Пыталась, но так и не смогла...
Ситуация осложнялась тем, что Волохова и Веригина быстро подружились с женой Блока — Любовью Дмитриевной, часто бывали у них на Лахтинской, засиживались порой до двух-трех часов ночи. «Путь к Блокам через Неву на Петербургскую сторону радовал, — вспоминала Веригина. — Погружаясь в снежную мглу, мы уже вступали в царство Блока. На Лахтинскую приходили всегда в приподнятом настроении. На звонок обычно открывал дверь сам Александр Александрович. Неизменно в темно-синей блузе с белым отложным воротничком. При виде Волоховой он опускал на мгновение глаза...»