Как Сергей Дягилев сломал стену между артистом и зрителем и построил ее заново
Сергей Дягилев ― глыба мирового балета. Гениальный импресарио, следуя за собственным художественным чутьем, сформировал целое поколение артистов, самым серьезным образом повлиявших на развитие балета. Произведения антрепризы, судьбы их авторов и исполнителей, а также судьба самого Дягилева изучены вдоль и поперек. Зрителям же, поклонникам балета, не уделяют столько внимания. А между тем Дягилев вырастил, воспитал свою публику так же, как и искусство, которым эта публика интересовалась. Танцкритик Анастасия Глухова объясняет, как выстраивались отношения Ballets Russes с публикой.
История балета ― искусства сколь изящного, столь и замкнутого ― насчитывает не так уж много радикальных поворотов. После собственно рождения в эпоху Людовика XIV и эмансипации от оперы в эпоху Жан-Жоржа Новерра, балет в эпоху антрепризы Дягилева обозначил еще один резкий вираж ― к тому, что называется gesamtkunstwerk, или цельное произведение искусства. Балет перестает быть частью имперского величия (и в этой точке разрушается стена между старым балетом и его привилегированным зрителем), но бесконечно стремится вернуть утерянное высокое положение. И для этого Дягилев год за годом скрупулезно и терпеливо формирует круги аудитории «Русского балета». Он не только задает моду на формат, стиль, содержание произведения искусства, но и проникает в умы зрителей, заставляя подражать себе в обычной, внетеатральной жизни. Новый балет при непосредственной помощи Дягилева опять становится великим, недосягаемым. Но не только Дягилев формирует аудиторию. Аудитория, в свою очередь, формирует его.
Изначально идеи шокировать, удивлять, задавать моду не было. С ранних лет Дягилев был скорее бесконечно любознательным молодым человеком, желающим постичь суть искусства. Его первые проекты ― и журнал «Мир искусства», и служба в императорских театрах, и выставки актуального изобразительного искусства ― преследовали именно эту цель: понять многогранный художественный феномен. На рубеже XIX и XX веков будущий великий антрепренер только нащупывал пути этого познания, и амбиции разгорались постепенно, но с самого начала он верил в то, что высокое искусство обладает силой, способной тронуть любую аудиторию. Он верил в субъективное начало искусства и что его значение заключается в единстве взглядов создателя и зрителя. Еще в мирискуснический период Дягилев изложил эти идеи в эссе «Основы художественной оценки» — и следовал им до конца.
Здесь нужно сказать о негласной конвенции, которая существует между театром и зрителем. Зритель приходит в театр, чтобы увидеть что-то вполне определенное, конкретное. Но, вопреки идеалистическому единству, к которому стремился Дягилев, произведение искусства, особенно новаторское, не всегда оправдывает зрительские ожидания. Собственно, парадокс Дягилева заключается именно в том, что, стремясь к единству взглядов создателя и зрителя, он всякий раз опрокидывал это единство, менял правила существования и смотрения балета в театре.