«Холодная война» Павла Павликовского: черно-белая история любви в эпоху железного занавеса
В прокате “Холодная война” польского режиссера Павла Павликовского, чей фильм "Ида" в 2015 году обошел на "Оскаре" "Левиафана" Андрея Звягинцева. Новый фильм, удостоенный 18-минутной овации в Каннах и приза за лучшую режиссуру, рассказывает историю двух влюбленных в эпоху железного занавеса.
Вторая Мировая война завершилась, и Польша, погруженная, как и в “Иде”, в молочный туман, оказалась на границе двух миров — западного и восточного. Работа со светом в “Холодной войне” напоминает, насколько эти границы были зыбки, но соотношение сторон кадра (4 к 3, как во фронтовой хронике) предупреждает: пространство вокруг героев постоянно будет сужаться, врезаться в их жизнь. Особенно если они влюблены. Герои, как назло, влюблены. В прологе фильма Зула, бойкая, красивая и смелая польская девушка, пытается попасть в ансамбль народной песни и пляски, который терпеливо собирает по всей стране дирижер Виктор. Чтобы заполучить свое место под солнцем, — которого здесь даже меньше, чем в пасмурной “Иде", — Зула (потрясающая актриса Иоанна Кулиг) готова исполнять песни на всех языках: и польском, и русском, и французском. В этой полифонии, кажется, сокрыта самокритичность Павликовского: он и сам до конца не уверен, что его внешне безупречные, пленительно красивые работы могут докопаться до сути народной трагедии поляков — уж больно долго он жил за рубежом, уж больно трудно ему отличать историю от мифа, а подлинную травму — от защитной реакции на нее.
Впрочем, сила 85-минутного фильма как раз в том, что он не заставляет лихорадочно обдумывать каждый кадр. К тяжелой работе он приглашает уже после титров, а до них здесь происходит столько всего, что и дыхание не перевести. Зула и Виктор (будто бы вырезанный из кинолент 50-х актер Томаш Кот) влюбляются друг в друга. Ансамбль, который должен был сохранить идентичность поляков, начинает исподволь редактировать ее. И вот уже в крестьянской стране появляются мифологические песни о рабочих, черненькую девочку прячут за белокурыми славянками, над хором поднимается портрет Сталина, а сравнительно неподалеку, в самом центре Берлина, опускается железный занавес. Герой и героиня — вполне привилегированные кирпичи нового социального слоя — уже обожглись, но еще спорят о том, бежать или не бежать. Судьба