Режиссер года. Дмитрий Черняков
Берлинская премьера оперы «Тристан» наделала шуму далеко за пределами немецкой столицы. Ответственный за него Дмитрий Черняков одинаково приемлет и хвалу, и клевету от толпы меломанов.
Если вы не любите оперу, вам известны страдания при виде глубокомысленной клюквы, которую никто не простил бы ни драматическому спектаклю, ни кино. Если любите — вы натренированы на прощение: ничего, что туберкулезница, чахнущая в убогой мансарде, поет так, что здоровому человеку остается завидовать, герой-любовник весит под сто пятьдесят, юношей поют скрывающие грудь девушки, а кто-то идет на свидание с собственной женой, уверенный, что она его служанка (поскольку она в служанкином платье). Великая Музыка искупает ходульность.
С начала нулевых Дмитрий Черняков, которого некоторые еще называют провокатором и иконоборцем, ставит только оперу. Жанр сложный для театрального режиссера: сценическое время прописано за тебя, масштабы неподъемны, а оперная публика защищает классиков куда более рьяно, чем театралы. Особенно удаются Чернякову блокбастеры, где нет живого места: «Травиата», «Кармен», «Онегин» и другие валуны. Главный русский режиссер за рубежом, ставивший Верди в Италии, Вагнера в Германии и Бизе во Франции, к сорока пяти Черняков получил все, о чем можно мечтать в его профессии, в России и почти все — на Западе. Для публичных выступлений, очевидно некомфортных для него, но неизбежных для звезды его масштаба, он выбирает тон человека милого, но такого, рядом с которым чувствуешь себя идиотом. «Я благодарна вам за интервью, оно получилось таким искренним», — сияет ведущая телеканала «Культура», на что