«Не допрос, а исповедь»
Своей кульминации операция в отношении «антисоветской интеллигенции» достигла в середине августа 1922 года, когда в крупных городах России и Украины были арестованы и допрошены более ста известных представителей русской культуры и науки.
Многие из них к тому времени уже успели пройти через аресты и допросы. Так, Иван Ильин пережил это в 1919 и 1921 годах по обвинению в «антисоветской деятельности». Николая Бердяева в 1921-м допрашивал сам Феликс Дзержинский, желая узнать, что русский философ думает о большевизме. В том же году Михаил Осоргин «попал» под «дело о комитете помощи голодающим» (до этого его трижды арестовывали по другим причинам). Так что в большей или меньшей степени к неожиданному аресту были готовы почти все.
Однако летом 1922 года никто не ждал, что предстоит такая масштабная операция, а допрашивать будут вне прямой связи с каким-либо событием (как в случае, скажем, с «делом “О Тактическом центре”»), и уж точно никто и в мыслях не допускал, что большевики рассматривали депортацию в качестве способа борьбы с инакомыслием. Вот так вспоминает то лето Николай Бердяев: «Леса около Барвихи были чудесные, мы увлекались собиранием грибов. Мы забывали о кошмарном режиме, он чувствовался меньше в деревне. Однажды я поехал на один день в Москву. И именно в эту ночь, единственную за всё лето, когда я ночевал в нашей московской квартире, явились с обыском и арестовали меня. Я опять был отвезён в тюрьму Чека, переименованную в Гепеу».
К Михаилу Осоргину сотрудники ГПУ пришли домой, но там его не застали, его жена сообщила, что он за городом, но адрес не назвала. Узнав о том, что к нему приходили чекисты, русский писатель отправился на Лубянку сам. Там он первым делом написал заявление, где сообщил следующее: «Я, едва узнав о вызове меня, немедленно сам явился к следователю, несмотря на своё крайне болезненное состояние (туберкулёз позвоночника). Содержание под стражей могло бы меня убить… Ввиду этого решительно отвергаю обвинения, прошу не применять в отношении меня мер пресечения. По первому вызову явлюсь сам. Осоргин».
О чём спрашивали будущих пассажиров «философского парохода»? Допрашиваемые заполняли анкету, в которой указывали: имя, возраст, партийность, род занятий, происхождение, местожительство, семейное положение, политические убеждения, имущественное положение, сведения о наличии или отсутствии прежней судимости, а также информация «чем занимался и где служил». После этого начинался сам допрос, состоявший из одинакового набора вопросов.
Ваши взгляды на структуру советской власти и систему пролетарского государства?
Cемён Франк:
«Пятилетнее существование Советской власти доказывает, что она есть не случайность, а власть, имеющая глубокие исторические причины и соответствующая духовному и нравственному состоянию народа. Что касается её системы, то, не разделяя ходячих догматов демократических форм (парламентаризм, всеобщее голосование и пр.), с большим интересом слежу за попыткой создания новой формы правления в лице Советской власти».